Другой плодовитый комментатор, Питер Брендт, вступил с ним в онлайн-дискуссию: «Правдоискатель, а не подскажете мне, как человек с ножным протезом и осложнениями дыхания может в одиночку перенести тело от своей машины к месту, где были обнаружены трупы в мешковине?»
Правдоискатель ответил совершенно невозмутимо: «Он много лет проработал со своим протезом в скорой помощи, сотрудники которой обязаны уметь поднимать жертву с земли, укладывать ее на носилки или слинг и переносить при необходимости вверх или вниз по лестницам. Думаю, что с усыпленной 50-килограммовой девушкой он справился без труда. На пляже Гилго полные скелеты находились на расстоянии 3–5 метров от обочины шоссе, в то время как части тел были захоронены глубже в кустарнике на значительном удалении от дорожного полотна».
Брендану Мэрфи около тридцати. Свое место жительства он не сообщает, но дает понять, что проводит часть времени в поселке на барьерных островах. Когда мы встретились с ним за ужином в Нью-Йорке, он показался мне спокойным и рассудительным, но при этом нисколько не утратившим горячей убежденности в том, что Хэккет – убийца. Он сказал, что этот доктор, наверное, выбрал себе профессию с мыслями о том, чтобы стать ангелом милосердия, но довольно быстро превратился в ангела смерти. Он упомянул других медиков, ставших массовыми убийцами, – медбрата Ричарда Анджело, умертвившего в 1980-е по меньшей мере восьмерых человек, и доктора Майкла Суонго, отравившего за двадцать лет около шестидесяти своих пациентов и коллег. Но излюбленным примером Мэрфи был отпетый мошенник и убийца Джон Эдвард Робинсон, которому удавалось очень долго уходить от ответственности только потому, что его считали слишком старым, милым, мягким и физически немощным.
Тем же летом Мэрфи выдвинул замысловатую теорию превращения Хэккета в серийного убийцу. Он прочитал изданный в 1976 году военный роман «Последний счастливый час». Написал его Чарлз Джозеф Хэккет – отец Питера. В этой полуавтобиографической сатире в духе «Уловки-22» или «Военно-полевого госпиталя» обнаружились фрагменты, в которых главный герой сначала рассуждает о невозможности перевоспитания проституток убеждением, а затем, уже после войны, разъезжает по стране с маленьким сыном и ночует в мотелях с «танцовщицами». «Это крайне неудачное описание детства человека, которого подозревают в совершении серии убийств на Лонг-Айленде», – написал в своем посте Мэрфи. Он решил, что монстра породили смерть матери Питера при родах и предположительно странноватые предпочтения его отца. Помимо этого Правдоискатель обращал внимание на автокатастрофу, в которой Хэккет лишился ноги, и на страшную авиакатастрофу 1996 года. Он ссылался на теорию, выдвинутую исследователем серийных убийц Эриком Хикки, согласно которой полученная в детстве тяжелая психологическая травма создает предпосылки для девиантного поведения во взрослом возрасте. Мэрфи пришел к выводу, что детские ощущения заброшенности в связи с отсутствием матери вкупе с травмирующим опытом во взрослой жизни вылились у Хэккета в антисоциальное поведение.
Мэрфи предположил также, что исчезновение Шэннан стало для Хэккета переломным моментом, признаком того, что он становится небрежным. «1 мая он совершил нечто необычное, погнавшись за Шэннан. И именно по этой причине ей удавалось скрываться от него почти целый час», – написал он. Как и Джо-младший, Мэрфи считал, что другие четыре тела были спрятаны поблизости и перемещены на пляж незадолго до их обнаружения. «Поскольку его место захоронения (подсобка у болота) оставалось ненайденным в течение десяти с лишним лет, он не видел необходимости в расчленении тел и вывозе останков подальше от дома. Затем Хэккет запаниковал и избавился от тел. Он был исключительно организован, но стал лениться. А потом произошла осечка с Шэннан, и теперь доктор из Оук-Бич напуган».
Мэрфи был уверен, что Хэккет начинал осторожно: подбирал жертв по дороге с работы, а после убийства расчленял и оставлял фрагменты тел в парках. «Ведь по ночам парки не патрулируются. А если что, всегда можно придумать причину, по которой ты оказался здесь. Навешать лапши на уши – уж Хэккет-то это может». По мнению Мэрфи, аналогичным образом доктор навешивал лапшу на уши и Джо Брюэру, чтобы тот приводил ему девушек.
11 июля на телеканале CBS вышла часовая программа, посвященная страшным находкам на пляже Гилго и исчезновению Шэннан Гилберт. Из ее содержания, в частности, следовало, что хранивший молчание Хэккет наконец дал интервью журналистам. Он признал, что дважды звонил родным Шэннан 6 мая, спустя несколько дней после ее пропажи.
Правда, сам доктор в передаче не появился. Он всего лишь письменно подтвердил, что звонил Мэри, по просьбе парня Шэннан, Алекса Диаса, чтобы предложить помощь в поисках ее дочери. На первый взгляд это выглядело более логичным, чем утверждение Мэри о том, что он позвонил буквально сразу после исчезновения Шэннан. Деталей сказанного Хэккет не помнил, но упорно отрицал свои высказывания о приюте для падших женщин и о встрече с Шэннан. По существу, незадолго до выхода этой передачи в эфир он сказал то же самое газете Newsday: «Я не имею никакого отношения к чему бы то ни было, происходившему в ночь исчезновения Шэннан. Я ее не видел, она не была у меня дома, я не оказывал ей помощи».
Выступления в СМИ сделали Хэккета еще более удобной мишенью. Пользователи
Воскресным днем 19 августа Мэри устроила еще один набег на поселок Оук-Бич. Компанию Мэри составили ее старая подруга Джоанна Гонсалес, английская съемочная группа телеканала и новые друзья по фейсбуку, искренние приверженцы ее борьбы за справедливость. Шумиха вокруг Мэри привлекла к ней двух местных экстрасенсов – Кристину Пена и Джо Агостинелло, которые тоже приехали в Оук-Бич. Последний был потомком латиноамериканцев и индейцев и часто в своих обрядах использовал приемы предков. В этот раз он достал из кармана хрустальный маятник, повесил его на руку и долго наблюдал за его движениями в лучах вечернего солнца. «Здесь что-то произошло, – наконец молвил он. – Я улавливаю массу флюидов». Потом вся компания постояла рядом с болотом, а после вышла на перекресток в центре поселка, где якобы была найдена куртка Шэннан. Но тут Джо покачал головой: «В том месте я чувствовал больше».
Затем они проследовали к дому Хэккета – двухэтажному коттеджу с навесом для автомобилей, вывеска над которым гласила: «Будь вежлив или проваливай». Мэри была полна решимости постучать в двери дома и встретиться с доктором лицом к лицу. Но только она занесла кулак, как от соседнего дома неуклюжей походкой к ним направился сам Хэккет. Человек, о котором Мэри думала и говорила больше года, шел к ней с протянутой для рукопожатия ладонью. Журналисты засняли на пленку этот фрагмент встречи. Хэккет был в темно-синем поло, подчеркивающием его объемистое брюшко. Белые шорты не скрывали протез.
По всей вероятности, доктор не узнал Мэри. Она представилась, и улыбка сразу же сошла с лица Питера. Он буквально выдернул свою руку из руки Мэри, скривился и начал стрелять взглядом по сторонам. Тут же на него со всех сторон посыпались вопросы. «Я вот вообще не понимаю, что произошло. Вы что-нибудь видели? Что вам известно?» – Мэри испытующе смотрела на человека, которого подозревала в смерти своей дочери. Но Хэккет уже успел прийти в себя и спокойно отвечал: «Я никогда ее не видел. И не встречал». Джоанна пришла на помощь подруге: «Вы же должны были что-то слышать. Ведь здесь, в поселке, все так или иначе что-то слышали. Какие слухи до вас доходили?»
«Слухи?» – сощурился на нее Хэккет. «Вы хотите сказать, что в поселке не обсуждают эту ситуацию?» – не отступала Джоанна. «Я знаю только то, что было в новостях», – пожал плечами Хэккет. «Вот как! Тогда у меня такой вопрос: вы мне звонили в тот день. Почему же больше года вы не признавались в этом?» – пошла в наступление Мэри. «Я этого не отрицал». – «Именно, что отрицали. А признались только когда появилось доказательство?» – Мэри начала горячиться. В разговор вступила одна из новых подруг Мэри, Мишель: «То есть в ту ночь вы ее так и не видели? И не слышали ничего?» – «Ничего не слышал, ничего не делал. Кому меня Алекс попросил позвонить, тому и позвонил. А вся эта чушь про наркологию на дому? Ничего не знаю, я такими вещами не занимаюсь». – «Так зачем тогда вы мне об этом сказали?» – спросила Мэри. «Да не говорил я этого», – сказал Хэккет с заметным раздражением. «Послушайте, что я скажу. Я почти не сомневаюсь, что в следующем году будет доказано, что вы это мне сказали», – сказала Мэри и развернулась к Хэккету спиной.
Хэккет вздрогнул. «Я ничего не говорил! Ничего я не говорил! – Это он уже обращался к журналистам. – Я буду рад побеседовать с вами, если хотите. А вот с этими, – он кивнул на Мэри и ее подруг, – слова больше не скажу».
То, что было дальше, изумило их всех, вспоминает подписчик Мэри в фейсбуке – Джим Джонс. Кто-то из их компании пожалел, что они не захватили с собой воды. И тогда супруга доктора – Барбара – предложила всем зайти в дом. Мэри и Джим воспользовались приглашением, а Хэккет и остальные остались на улице. Когда Мэри заходила в дом, ее стало трясти, и она вцепилась в руку своего спутника. Барбара постаралась проявить сочувствие к Мэри. Она сказала, что не может представить себе, каково ей приходится. Затем заговорила о том, какой стресс испытывает ее муж – все эти нападки в СМИ, нескончаемые вопросы. Она вспомнила, как Питер беззаветно служил людям: он часто приходил за полночь, мог пропустить какой-то семейный праздник, если нужно было помочь кому-то, кто оказался в беде. На вопрос о пропавшей записи с камер видеонаблюдения Барбара ответила, что каждые две недели они автоматически обновляются. Вот и все. Никакого злого умысла.
Выходя из этого дома, Мэри наконец дала волю чувствам и разрыдалась. Ей хотелось поскорее уехать отсюда. Но наступит октябрь, и она вернется сюда в день рождения Шэннан. И она будет куда более злой. Загнанной в угол. Никакие слова уже не поколеблют ее уверенности в том, что налицо самый настоящий сговор.
Союзники
«Видишь, вон там девушка стоит? Она на работе», – говорит Критци.
На часах половина второго ночи. Мы стояли на Бродвее напротив стрип-клуба Lace. Когда-то она и ее подруга Мелисса проводили здесь по нескольку часов кряду. Критци – миниатюрная и пухленькая, с чувственными ярко накрашенными губами и копной непослушных волос. Но сегодня она одета очень скромно, будто мамаша, собравшаяся на заседание родительского комитета. Узнав о смерти Мелиссы, Критци дала зарок больше не заниматься проституцией. И до сих пор она остается верна ему. В эту ясную октябрьскую ночь она согласилась пройти по местам, где они работали с Мелиссой, и показать женщин, которые пришли на их место.
«Знакомая?» – спросил я про девушку на другой стороне улицы. «Да, знаю я эту малышку». – «А почему не хочешь с ней поговорить?» – «Да потому что девушка при сутенере, а я не хочу создавать ей проблемы». Неподалеку и впрямь маячил худощавый, неприметно одетый белый мужчина с усиками. Он с подозрением поглядывал на нас, хотя мы были метрах в десяти от него. Мы отошли подальше, затем развернулись и направились в сторону клуба. Навстречу нам двигался мужчина лет тридцати в светлом костюме. От стены отделилась женщина и подошла к нему. «Она пытается заговорить с ним. Но вряд ли он с ней пойдет». Критци профессиональным взглядом оценивала все стороны этого контакта. «Похоже, он живет в дорогой гостинице, а по ней сразу видно, что она шлюха. Хотя, может, и возьмет ее, потому что она симпатичная и белая. Ты же понимаешь, если приститутка белая, это как-то привычнее, что ли. Но мужика уговорить трудно. Не бывает так, что ты такая к нему только подошла, а он тебе: «Давай, пошли, красотка». Не надо забывать, что речь идет о сотнях долларов». Пока Критци говорила, мужчина ушел. «Ну вот, а я о чем! – рассмеялась она. – Я всегда знала, какие мужики могут пойти со мной, а какие точно нет. Некоторые девочки заговаривают со всеми подряд. Я так не делала, потому что с некоторыми мужиками это просто время зря терять».