СЕРЬЕЗНЫЙ РАЗГОВОР В ЛЕГКОМЫСЛЕННОМ АЛЬКОВЕ,

21 августа 1953 года

Бежать! Бежать!

Бертран не раздеваясь, прямо в сапогах рухнул на постель, охватил голову руками. Ужас и отчаяние охватывали его, он бы закричал, но крик ничем бы не помог делу. Монстры, жуткие монстры окружали его. Оказалось, что он ничего не знал о войне и о людях, совсем недавно олицетворявших Германию. Он не знал ничего, все, чем его пичкали, было беспардонным враньем, от которого теперь хотелось выть.

Бежать!

Но куда и как? Не к кому было обратиться за помощью, не с кем было посоветоваться. Его окружали волки, готовые порвать любого, кто покусится на их благополучие в темной и неприветливой чаще. Он был один. Против него было все и всё. Один единственный возможный союзник, да и тот со сдвигом, преследующий свои собственные цели. Бертрану было наплевать на эти цели, но все заключалось в том, что в сложившейся обстановке он не мог пренебрегать этим союзником.

Надо было во что бы то ни стало выбраться за пределы крепостных стен и добраться до местных представителей власти, которые обязательно помогут ему. Вся беда заключалась в том, что Бертран не знал, как это сделать. Он ничего не знал: ни маршрута патрулей, ни тайных ходов, даже обратного пути, который мог привести его в цивилизованный мир, он не представлял. И все-таки он должен был предпринять что-то для собственного спасения, в противном случае однажды он упокоится на местном кладбище, хорошо, если это не будет любимый погост герцога де Рогана, Ганса-Карла Мюллера, Йоганна Виланда, или как там его зовут на самом деле?

«Пророк! Он, понимаете ли, видит меня королем. Да на кой черт мне сдалось это проклятое королевство. Да и дядюшка отличается завидным здоровьем. И это хорошо, похоже, он единственный заступник в этом глухом захолустье ада. Пожалуй, я был неправ, когда своими речами обидел старика. А во всем виновато его окружение. На них отвратно смотреть. Господи, ну зачем я покинул милый и привычный Гамбург, зачем послушал этого гнусного старика?»

Взбудораженному человеку трудно усидеть, а не то чтобы лежать. Прошло совсем немного времени, и Бертран уже бегал по комнате, не находя себе места.

Попросить аудиенции у короля? Броситься ему в ноги и просить прощения? А там — будь что будет. Бертран вспомнил, как в него совсем недавно швыряли обглоданные кости и объедки со сгола, к его удивлению, он ощутил раздражение и гнев. Возникло желание отомстить. Подобное желание было непривычным, впервые Бертран ощущал подобное. Впрочем, нет, злобу и желание отомстить он уже испытывал в детском доме, когда Фридрих Дитмайер избрал его объектом насмешек и издевательств, которые не выходили за рамки детской игры, но все-таки казались Бертрану непереносимыми.

Гюзельхирн ощутил желание поговорить с кем-нибудь о чувствах, которые его обуревали. Но возвращаться к герцогу де Рогану ему не хотелось, видеть герцога было свыше его сил, а иных собеседников у Бертрана не было. Не к королю же и в самом деле идти?

Ощущение, что его неожиданно обложили со всех сторон, поставив в безвыходное положение, не покидало Бертрана.

«Изабелла!» — вдруг вспомнил он.