Остановившись перед домом, Хендрик осмотрел его, одобрительно кивнул и выразил желание «опорожнить трюм». Я показал ему коробку сортира, находившуюся за площадкой для метеонаблюдений. Канализация была одним из благ цивилизации, устройство которого на тридцатиметровой скале представляло существенные трудности. С водой и душем, благодаря бившему неподалеку источнику, было проще. Впрочем, в отношении бытовых условий Хендрик оказался не слишком переборчив.

Я подождал его на веранде, тщетно пытаясь подманить Зака – тот по-прежнему держался на приличном расстоянии от дома. Ну ничего, голод не тетка. Хотелось думать, что дело только в мертвеце, а не в каком-нибудь другом, еще не обнаруженном мной сюрпризе.

Вернулся Хендрик; судя по его счастливому виду, разгрузка трюма прошла успешно. Плащ был расстегнут, под ним виднелась не первой свежести рубаха и жилет с вышивкой. Я впервые задумался о содержимом его саквояжа. Что там могло быть? Медицинские инструменты? «Ланцет», – услужливо подсказала память.

– В доме мертвое тело, – предупредил я без обиняков.

– Да-а? – Хендрик изобразил лицом вежливый интерес. – Кого это ты так?

– Ты неправильно понял. Я никого не убивал и вообще не знаю, кто это. Я сам здесь недавно, если ты не в курсе, а тело нашел полчаса назад.

– Ну, значит, чужие дела, – небрежно сказал Хендрик. – Илайя, что ты от меня хочешь?

Немного раньше, по пути к дому, я назвал ему свое имя. С тех пор он уже трижды величал меня Илайей. И я никак не мог избавиться от навязчивых ассоциаций.

– Я хочу, чтобы ты взглянул на него. Может, ты его узнаешь.

– Слушай, если он мертвый, я ему больше не нужен.

Я решил схитрить:

– А если нет? Я-то не доктор, могу и ошибиться.

– Ну что ж, долг превыше всего, – высокопарно высказался Хендрик. – Веди.

Мы вошли в дом – я первый, он за мной. В его присутствии я чувствовал себя гораздо увереннее. Мерное постукивание трости казалось чуть ли не уютным, словно ход маятниковых часов. И темнота не пугала, и ноги не отнимались. Тем не менее эйфория миновала, и я задал себе вопрос, не преждевременно ли проникся к доктору щенячьим доверием. Трезвый ответ был: конечно, преждевременно. Этот человек не вписывался ни в один из сюжетов, плодившихся у меня в мозгу, за исключением самых фантастических. Правда, как в дальнейшем показала жизнь, не самых.

Войдя в кабинет Давида, я сразу увидел, что со стола исчез его ноутбук. Опять-таки, хорошо, что рядом находился Хендрик. Теперь я был уверен: кто-то играет со мной в прятки, а эта игра становится особенно неприятной, когда уже нашел одного покойника. Если игру затеял Бирнбаум, то, с моей точки зрения, я такого не заслуживал, не говоря уже о его семействе. Разве что семейство было с ним в сговоре. Нет, пожалуй, чересчур даже для писателя. А как насчет свихнувшегося Дикаря? Или доброго доктора? Но зачем всё, зачем? Чтобы заставить трепетать одного малозначительного старикашку, виновного лишь в том, что некогда тоже любил это место?

Перед дверью «пустой» комнаты я остановился – не иначе, появилось какое-то предчувствие. Хендрик хмыкнул сзади – вероятно, принял мою нерешительность за попытку выдержать драматическую паузу. Но в ту минуту мне было не до дешевых эффектов и не до роли фокусника, который вот-вот достанет кролика из цилиндра.

Доктору надоело ждать. Он оттеснил меня и первым вошел в комнату. Я поплелся за ним. Сделав несколько шагов, он обернулся ко мне:

– Ну и где твой покойник?

Наверное, я имел бледный вид. Хендрик снял пенсне, и его глазки иронически поблескивали. Я уставился на пустое кресло, перед которым стоял телескоп. Да, кролика не будет – ни живого, ни дохлого. Фокус не удался… Хотя с чьей точки зрения взглянуть – может, это как раз я торчал, одураченный, под чьим-то большим черным цилиндром.

– Он сидел тут, – заговорил я, испытывая детское желание оправдаться за то, что морочил дяде голову, – и был мертвее мамонта.