Я начал спускаться вслед за псом с двадцатиметровой высоты. На мое счастье, природа устроила в этом месте естественную лестницу, и лишь кое-где человеческими усилиями были добавлены ступени из камней, уложенных и подогнанных достаточно плотно и тщательно, чтобы их не размывало дождями. Ближе к воде лестница дугообразно загибалась по часовой стрелке. За скальным уступом скрывалась невидимая со стороны дома пристань. Дикарю пришлось изрядно потрудиться, забивая сваи и укрепляя настил, но место было исключительным по удобству и защищенности от ветра и волн даже в самый жестокий шторм.

Сейчас тут вообще царили тишь да гладь. Мне бы прилечь на теплых, пропахших морем досках и заняться латанием дыр в своем пробитом навылет биополе. Но реальность – это то, чем нельзя пренебречь без вреда для жизни или здоровья. На краю пристани, спиной ко мне, стоял какой-то человек. Судя по фигуре, не Давид и не Дикарь. Незнакомец был высок и довольно грузен, опирался на внушительную металлическую трость, имел при себе потертый черный саквояж. Длинный грязно-зеленый плащ скрывал под собой остальной наряд, а шляпа с обвисшими полями наверняка затеняла большую часть лица.

Зак не переставал меня удивлять. С видом пса, выполнившего свой долг, в чем бы этот долг ни заключался, он спокойно развалился на тех самых теплых досках, будто издеваясь над моей мимолетной мечтой о рекреации.

Ответ на вопрос, откуда взялся человек в плаще и шляпе, долго искать не пришлось. По-моему, он как раз провожал взглядом выходившую из бухты шлюпку – не иначе посудину, с которой недавно высадился. Она была темно-серой и казалась слегка смазанной, окутанной мглистой дымкой, хотя море просматривалось до самого горизонта. Кое-что мне все-таки удалось различить: четверых гребцов, размеренно двигавших веслами, рулевого, сгорбившегося на корме. Почти уверен, что шестой, тщедушный силуэт, застывший на носу лицом к морю, словно фигура, высеченная из обгоревшего дерева, принадлежал слепому мальчишке. И знаете, меньше всего было похоже, что его увозили насильно. Наоборот, я не удивился бы, если бы подтвердилось, что кое-кто ждал беглеца на берегу… и значит, черт подери, Хендрик из сновидений его не обманул.

Через несколько секунд шлюпка обогнула оконечность мыса и скрылась из виду, а незнакомец обернулся ко мне.

– Ну здравствуй, сказочник.

Мне не понравилось, как он это сказал. Я за то, чтобы держать иронию при себе и почаще смеяться над собой. У него был голос переменной высоты и акцент, который, как я заметил впоследствии, то усиливался, то почти исчезал. Да и вообще все в нем – от пенсне со стеклами бутылочного цвета, сидящего верхом на огромном носу, который, если верить знатокам вопроса, свидетельствовал о выдающемся мужском достоинстве, до старых сапог с квадратными носами – выглядело случайно подобранным реквизитом. Но при этом он не был дутой величиной. Совсем наоборот. Опережая события, могу сказать: он неоднократно продемонстрировал мне, что его слова не расходятся с делом. В первый раз – прямо там, на берегу.

– Вижу, тебе совсем плохо, приятель. – Он подошел ко мне, поставил саквояж на землю, а трость сунул себе между ног. Зак на эти телодвижения никак не реагировал. – Ну-ка, ну-ка… Расслабься, я доктор.

Прежде чем я успел опомниться, незнакомец возложил руки мне на голову, точнее, мягко прикоснулся к моей голове одновременно десятью своими большими холодными пальцами.

И боль ушла. Не мгновенно, но в течение нескольких секунд.

Этим он купил меня сразу, с потрохами. Для приличия я, конечно, еще брыкался, однако, несмотря на привычный кислый скепсис, прекрасно понимал: отрицать реальность помощи было бы черной неблагодарностью. Рисковать, испытывая судьбу, не хотелось.

Мое самочувствие улучшилось настолько, что я начал замечать некоторые подробности. Например, набалдашник антикварной трости, торчавшей у незнакомца между ног, был золотым, сделанным в виде закрытого цветочного бутона, а на сапогах имелись потертости, которые, по-моему, были ни чем иным, как следствием долгого ношения шпор.

Анахронизм? Нелепость? Ну и ладно. Доктору, способному так быстро и легко, без всякой фармации, выдернуть меня из ада, я мог простить все. Кроме того, он ничем не дал понять, что его услуги являются платными. Конечно, расплачиваться все равно придется – не за одно, так за другое, – но он подарил мне отсрочку.

Оторопь прошла, и я наслаждался прозрачной тишиной и покоем под черепом, а он отнял руки и, возвышаясь надо мной задрапированной горой, смотрел на меня с улыбкой. У него были мясистые губы, желтые лошадиные зубы, очень бледная дряблая кожа, раздвоенный и плохо выбритый подбородок, тяжелые щеки мастифа. Торчавшим из-под шляпы волосам неопределенного окраса типа «соль с перцем» не помешала бы стрижка.

– Как насчет приюта для усталого странника? – спросил он. Стекла его пенсне отсвечивали на солнце, что придавало ему вид лукавого беса. Честно говоря, усталым странником он не выглядел – как, впрочем, и человеком, которому отказывают в его просьбах.

– Без проблем, – сказал я. – Места даже слишком много… для двоих.

– А как же он? – Указательный палец вытянулся в направлении Зака.

– Ну, для троих. Может, еще мальчишка вернется…

– В обозримом будущем не вернется.

Одной рукой он подхватил саквояж и трость, другой взял меня под локоток, как старого доброго знакомого, и повлек к лестнице, а я не очень-то сопротивлялся. На узких ступенях ему пришлось пропустить меня вперед.