Книги
Хтонь в пальто
– Спасибо, капитан Очевидность, – язвит Диана. Но, справедливости ради, до этого момента казалось, что самокопание – глупая идея: что толку сидеть и перебирать по камешкам внутренний мир, если внешний от этого не изменится, гирлянды сами себя не купят и мишура сама собой не повесится? А теперь будто выписали разрешение отложить дела и закопаться в чувства.
Одним глотком допив кофе, Лия усмехается:
– Всегда пожалуйста. Вот тебе еще очевидная вещь: если не видишь саму себя – где уж чудеса разглядеть?
Собачка наконец падает со стола – прямо на колени. И то правда.
Заняться самокопанием прямо в кафе Лия не дает: «Это надо делать в тишине, наедине с собой, а сейчас пойдем развеиваться и дальше смотреть на чудеса».
На главную улицу она будто нарочно не выходит, ведет какими-то закоулками и дворами, иногда останавливаясь и тыкая: «Гляди!» И все чудеса, которые она показывает, видны даже самому обычному человеку, в которого Диана временно превратилась.
Вот арка, где на стенах мозаикой выложены узоры, то свивающиеся в спираль, то расходящиеся волнами. Вот фиолетовое «Зачем», окруженное кучей знаков вопроса – чтобы нечаянный зритель точно задумался. Вот рыбы, сложенные из зеркальных осколков; Диана отражается в них десятком отдельных фрагментов, рассыпавшимся пазлом – и, зажмурившись, как можно скорее собирает себя обратно.
Собачка послушно сидит за пазухой, и Диана чувствует, как бьется ее крошечное сердце – которого у игрушек, конечно, быть не должно.
Они заходят в кафе еще дважды: согреться облепиховым чаем, когда у Лии замерзают пальцы даже в перчатках, и просто посидеть, потому что у обеих отваливаются ноги – как-никак три часа гуляли. На логотипе второго кафе изображен подсолнух – почти как татуировка у Дианы на шее. Надо же, какой добрый знак.
– Ну что, убедилась, что не все чудеса от тебя спрятались? – улыбается Лия, размешивая в чае мед.
– С твоей помощью – да. – Диана обхватывает кружку с какао. – Спасибо, что приехала.
– Это моя работа, – пожимает плечами Лия. И подмигивает: – А еще ты – моя подруга. Разве я могла иначе?
У кафе они расходятся в разные стороны: Лия – к метро, Диана – домой, благо тут недалеко. Фонари пушатся оранжевым светом, снег хрустит под ногами, а кончик носа приходится прятать в шарф: к вечеру похолодало еще сильнее.
Диана поправляет собачку за пазухой и вспоминает детскую фантазию: собачка пригрелась и заснула, надо быть тихой, чтобы не разбудить. Когда каталась с горок или пролезала с ребятами на каток через дырку в заборе и бегала там по льду, собачка часто засыпала, утомленная прогулкой, а мама поджимала губы: «Вечно тебя где-то носит!» – но не ругалась.
Хотя нет, однажды все-таки досталось: договорились, что Диана поможет нарядить елку, а она загулялась. Когда вернулась, мама отчитала: «Почему не следишь за временем? Мы для чего часы подарили?» – и сказала, что елку они с папой нарядили сами. Было ужасно обидно, но не столько из-за елки, сколько из-за того, что мама просто не смогла немного подождать. Ведь когда любишь, готов ждать вечно!
А наряжать елку Диана никогда не любила: вешала несколько самых красивых шариков и убегала заниматься другими делами.
Мерзкая гирлянда в чьем-то окне на мгновение ослепляет зеленым, и Диана, протирая глаза, ловит за хвост важную мысль. Она никогда не любила наряжать елку. Не понимала, зачем надевать красивое платье и собираться за большим столом. Да, ей нравились подарки, но получать их в день рождения было приятнее и… понятнее. В этот день ты становишься старше – а кто становится старше в конце декабря и почему подарки дарят не ему, а всем вокруг?
Конечно, живя с родителями, Диана послушно праздновала: вешала украшения, помогала готовить салаты и накрывать на стол. Неудивительно, что сейчас, когда она съехала и впервые будет одна, у нее нет настроения. Привычка говорит, что надо радоваться и закупаться мишурой, а на самом деле…
На самом деле она не любит Новый год и не хочет его праздновать.
– Я не люблю Новый год, – вслух повторяет Диана. – Все любят, а я не люблю. Никогда не любила.