Впрочем, с его-то весом…
В сообщениях на форуме люди высмеивали желающих посмотреть на хтонь – а Гор едва успевал разгребать личку. Придурков с непристойными предложениями он посылал куда подальше, ехать в другой город не соглашался даже при условии, что оплатят билеты; но это отметало в лучшем случае треть просьб.
Две недели он носился по адресам, то и дело показываясь в хтоническом облике, а потом, психанув, указал, что отныне услуга платная, одна встреча – пятьсот рублей. На пару дней поток желающих притих – а затем хлынул с новой силой.
Совесть Гора не грызла: во-первых, он не обязан показываться каждому желающему за просто так. А во-вторых, немало людей делились за чаем своими проблемами, и Гор, дотягиваясь хтонической лапой, успокаивал их и подсказывал, как лучше поступить. Разве это не достойно оплаты?
Случалось и так, что от квартиры, куда приглашали, разило смертью и человек в разговоре осторожно уточнял: «Вы, случайно, не знаете, как это – умирать? А то, понимаете…» Гор знал – именно что случайно: единственный оказался рядом с умиравшей прабабушкой, разве мог не проводить? И делился: вначале нелепо блея и буквально переступая через себя, потом – все охотнее и спокойнее, тем более что новый печальный опыт не заставлял себя ждать. Нет ничего хуже неизвестности, и если эту неизвестность можно хоть немного развеять, то почему бы не попытаться?
Через полтора месяца среди просьб от заказчиков – так их называл про себя Гор – попалось сообщение от еще одной хтони: «Привет, ты правда показываешь людям хтонический облик? И они платят?» «Хочешь украсть мой способ заработка?:)» – посмеялся в ответ Гор. «Нет. Хочу предложить работать вместе».
Хтонь представилась Валерией. Пообщавшись в личке, они договорились о встрече в кофейне и там, засев в углу, долго обсуждали бизнес-план. Звучало неплохо: поскольку заказов много, их можно разделить по районам: Гору – север, Валерии – юг. Дальше каждый ездит по своим заказам и получает заработанное, а Гору как организатору достается еще и процент от заказов Валерии. На том и порешили.
Два месяца они работали по такой схеме, умудрились даже выйти на стабильный, пусть и небольшой, заработок. После одного из заказов Валерия придумала не только пить с людьми чай, но и пугать их; это вызвало ажиотаж на форуме, и количество желающих выросло раза в полтора.
В начале третьего месяца Валерия написала: «Давай откроем ИП и оформим все официально? Купим рекламу, наберем еще работников. Крутая же идея – хтонь по вызову!»
Прикинув, в какую головную боль это выльется, Гор согласился. В конце концов, кто не рискует, тот не пьет шампанского.
В комнате Денис опускается на кровать, прикрывает глаза. Бормочет:
– Садись куда хочешь, я сейчас, отдышусь чуть-чуть.
Гор, устроившись в кресле напротив, оглядывается. Стены увешаны плакатами с музыкальными группами и персонажами компьютерных игр, на столе рядом с ноутбуком свалены книги – кажется, фантастика. А на тумбочке у кровати стоят две упаковки апельсинового сока – в лучших традициях фильмов лечится витаминами?
Проследив за взглядом, Денис улыбается:
– Люблю апельсины, вот родители и покупают. Они вообще сказали: «Проси что угодно», и я сначала думал, что буду объедаться вредной фигней, но есть совсем не хочется. Вот пью сок.
Не хочется – или нет сил на то, чтобы жевать еду, глотать, переваривать?.. Чем же он питается, йогуртами?
Денис, вздохнув, садится, заворачивается в плед, будто в кокон. Хмурится:
– Только без сочувствия, надоело. «Ах, бедный мальчик, за что же тебе?» У меня оба дедушки от рака умерли, папа лечился, а я отмахивался от врачей, как дурак, пока поздно не стало. Вот за это, видимо. – Помолчав, он встряхивает головой и жадно просит: – Расскажи про смерть: это очень больно?
Спина покрывается мурашками. Никакого хождения вокруг да около, никаких лишних эмоций – только яркое желание узнать, что ждет дальше: ничего нет хуже неизвестности. Придется быть таким же откровенным: вопрос про боль – только начало, правда?
– Больно, – кивает Гор. – Для всех по-разному; обычно говорят: будто терзают железные зубы, перегрызая эдакую пуповину между тобой и миром. Но тебя, я думаю, болью уже не напугать.