– Как знаете, – пожал плечами Флах.

Капитан сел на кровать рядом с Андреасом и стал внимательно осматривать и ощупывать ногу. Его сын в это время вынимал из сумки хирургические инструменты.

– Как же получилось, что нога снова стала гноиться? Ведь она уже зажила, – спросил доктор Флах Иоганна Якоба. Марта зарыдала еще громче:

– Он… Андреас… надрался за три гроша, пришел из таверны вконец пьяный. Я ночью проснулась – а он ходит по двору и все бьет ногой: и дерево, и забор, и стену. Кричит от боли – и бьет…

– Сейчас надо решать проблему, которая перед нами, ее причина роли не играет, – сказал практичный военный хирург. – Ну что, Фридрих, готов?

– Да, отец.

На лавке у стола были разложены кривые ножи с лезвиями разной длины и ширины, кожаный ремень с медной пластиной и торчащим из нее винтом, куски тряпок и две пилы с натертыми до блеска деревянными ручками. Шиллер, Флах и Иоганн Якоб перетащили тяжелое тело Андреаса на кухонный стол, за секунду очищенный Мартой от мисок и хлеба и покрытый толстой льняной скатертью.

Доктор Флах подошел к Иоганну Якобу, приобнял его и отвел от стола:

– Будем уповать на Бога, мой друг. Все еще может обойтись: ведь сейчас осень.

– Это имеет значение?

– Огромное! Операции лучше делать весной или осенью – это каждый цирюльник знает. Весной кровь возрождается, она активна и горяча, а осенью успокаивается. И то и другое способствует операции. Зимой же холод заставляет тело закрыться, препятствует перспирации, и кровь не имеет бодрости, необходимой для анимации наших тел.

Мастер не стал слушать, почему плохо делать операции летом; он высвободился из объятий друга и вернулся к столу.

– Вам лучше уйти к себе. – Флах пытался избавить Иоганна Якоба от неприятного зрелища. – Мы дальше сами.

– Я останусь.

– Как угодно. – И доктор присоединился к коллеге-хирургу.

Андреаса привязали пеньковой веревкой к столу – за руки и левую ногу, правую оставили свободной. Иоганн Каспар и доктор Флах разжали парню рот, и хирург вложил в него деревянную дощечку. «Чтобы язык не откусил», – догадался мастер. Капитан взял со стола ремень, затянул его на бедре Андреаса и начал вворачивать винт, который вдавил медную пластину в ногу с внутренней стороны.

– Турникет Петита, – уважительно прокомментировал доктор Флах.

– Да, из Франции привез, – подтвердил хирург.

Он выбрал самый длинный из ножей, приподнял правую ногу Андреаса, которую помогал ему удерживать на весу доктор Флах, и быстро провел узким лезвием полукруг по диаметру бедра с одной стороны, а потом с другой, нажимая на нож так, что сквозь рукав мундира проступили мускулы. Стальное лезвие рассекло кожу и мышцы и скрипнуло по кости – это было понятно даже ничего не сведущему в медицине мастеру. Иоганн Каспар делал надрез под углом; нож уходил от кожи внутрь и вверх по ноге. Уже с первым надрезом Андреас замычал и стал рваться из пут, но привязали его крепко. Было непонятно, пришел ли парень в сознание; его голова перекатывалась из стороны в сторону, руки и ноги напрягались, зубы отчетливо вгрызались в дерево, а из горла вырывалось мычание. Закончив с ножом, капитан бросил его на лавку и тут же схватил изогнутую костную пилу, которую уже совал ему в руку сын. Доктор Флах оттянул кожу и плоть на месте сечения, чтобы хирургу было легче добраться до кости:

– Тринадцать секунд, коллега, я считал! Порази-тельно!