Теперь Дженис уже не в силах сдержать слезы. Кажется, они с Джорди оба понимают: он бросил ей спасательный круг. Хотя чему тут удивляться? Этот человек мальчишкой отправился пешком в Лондон, а помог ему попутчик-бродяга.
Перестав рыдать и вновь обретя способность внятно изъясняться, Дженис выговаривает:
– Удачной поездки. У меня сестра живет в Канаде.
– Где?
– В Торонто.
– Отлично! Пусть приходит на наш концерт. Дайте ее электронную почту. Скажу, чтобы ей отправили два билета. Да не забудьте сказать ей, чтобы после выступления зашла ко мне поздороваться.
– Обязательно передам, – отвечает Дженис. – Джорди, спасибо вам огромное!
– Да бросьте, это я вас благодарить должен. Ну, ключ у вас есть. Берите все, что нужно.
Джорди дает отбой, а Дженис еще некоторое время сидит в машине, дрожа и от холода, и от усталости, и от облегчения.
Когда Дженис подъезжает к дому Джорди, на крыльце горит свет. А у зеркала в прихожей ее ждет записка:
Дженис перетаскивает в дом сумки и коробку с книгами и оставляет все вещи в прихожей. Заперев за собой дверь, она вслушивается в тишину. Мягко тикают высокие напольные часы, легонько поскрипывают трубы. Джорди оставил отопление включенным. Но больше всего Дженис радует царящее здесь молчание. Она садится на стул в прихожей и наслаждается. До чего же хорошо, когда тихо! Она вспоминает человека, который не строил самолеты, и в этот момент понимает, что не променяла бы эту восхитительную тишину даже на самую прекрасную птичью песню на свете.
Через некоторое время Дженис заходит на просторную кухню. Стены выкрашены блеклой золотистой краской, гарнитур сделан из старой сосны, а на посудном шкафу расставлены красные и синие тарелки: их коллекционировала Энни. А еще повсюду стоят разноцветные горшки с цветами. Как-то Энни рассказывала Дженис, что многие из этих растений они привезли из Мексики. Дженис смотрит на фотографию Энни на средней полке. Это высокая, очень симпатичная женщина с длинными темными волосами. Джорди познакомился с ней во время гастролей в Америке. Энни работала в пиар-команде, занимавшейся рекламой его концертов. Однажды Энни призналась Дженис, что ее детство прошло в сиротском приюте. Энни даже толком не знала, откуда она родом. «Но вы только взгляните на мои волосы, Дженис! Сразу видно – чистокровная чероки». Возможно, они с Джорди завели такую большую семью именно потому, что Энни – сирота. У них шестеро детей, которые сейчас разбрелись по всему земному шару. Дженис смотрит на фотографию горячо любимой жены и матери, которую рак убил за день до ее шестидесятилетнего юбилея.
– Спасибо, Энни, – тихо произносит Дженис.
И вдруг она понимает, что булькает вовсе не в отопительных трубах, а в ее животе. Она умирает с голоду. Дженис заглядывает в холодильник, но обнаруживает только пару банок соленых огурцов, сливочное масло, варенье, полпакета молока и бутылку шампанского. К последней приклеен стикер с ее именем. Дженис закрывает дверцу. Пожалуй, сегодня она ограничится чаем. Настроение у нее совсем не праздничное. Открыв морозилку, Дженис обнаруживает запас готовых блюд из магазина «Маркс энд Спенсер». Сейчас она разогреет одно из них, а завтра купит для Джорди новый. Дожидаясь, когда закипит чайник, Дженис проверяет, как поживают растения Энни, хотя и уверена, что дела у них идут прекрасно. Джорди заботится о комнатных растениях с той же пылкой любовью, с какой пытался спасти их владелицу, у которой цветы росли будто сами собой. Дженис знает: Джорди не допустит, чтобы в этом доме умерло еще одно живое существо.
– Конечно, кроме меня, милая. И тогда…
– Знаю, Джорди, – часто договаривает за него Дженис. – Они найдут партитуру «Богемы», обернутую вокруг вашего сердца.
Но в глубине души Дженис убеждена: на самом деле вокруг его сердца будет обернута прядь великолепных волос жены.
На комоде рядом c хлорофитумом стоит старый CD-проигрыватель. Рядом с ним стопкой сложены любимые диски Энни. Она любила мелодичную, успокаивающую музыку: Фрэнка Синатру, Нину Симон, Эллу Фицджеральд, Луи Армстронга. Дженис пока не до танцев, но такие ритмы ей сейчас вполне подойдут. Она наугад берет диск. Ей попался сборник золотых хитов.
Она садится на старый, потертый сосновый стул Джорди рядом с плитой «Ага» и маленькими глоточками пьет чай. Она невольно улыбается, когда Синатра объявляет, что сегодня он уезжает. Вот только герой песни перебирается в Нью-Йорк, а не в дом запутанной планировки в пригороде Кембриджа, но совпадение налицо.