По голосу Саймона не поймешь, рад он ее звонку или нет. У Дженис, как всегда, на автомате включается чувство вины, ведь она не звонила Саймону уже пару недель.

– Как дела? Я тут случайно вспомнила про «Звездные войны» и сразу подумала о тебе.

К радости Дженис, Саймон, похоже, улыбается:

– И чем же тебе «Звездные войны» навеяло? «О-о, макси-класс твоя Сила. Но дело пахнет керосином!»

Дженис понятия не имеет, к чему это он. Цитаты из фильмов, которыми любит сыпать Саймон, ей ни о чем не говорят, а впрочем, тут ситуация та же, что и с Адамом: тема не важна – главное, что он с ней разговаривает.

– Извини, что давно не звонила… – начинает было Дженис.

– Не бери в голову, мам. Я ведь и сам пропал. Слушай, я сейчас не могу говорить, мне на деловую встречу пора.

Дженис смущена и помимо воли разочарована.

– Ах да, конечно, ты же на работе. Надо было тебе написать, а не звонить.

– Да ладно тебе. Ты в выходные свободна? Я тебе позвоню, тогда и поболтаем.

У Дженис за спиной сразу вырастают крылья.

– Да, буду очень рада! Звони, когда тебе удобно. – Вдруг вспомнив, какая атмосфера царит дома, Дженис добавляет: – Звони мне на мобильный.

Убрав телефон, она шагает вперед и смотрит на Адама. Они с Децием заняты перетягиванием здоровенной ветки. На Дженис накатывает прилив нежности, ведь именно этот двенадцатилетний мальчик напомнил ей, что с детьми нужно разговаривать – просто разговаривать, и все.

После откровений за кофе Фиона несколько раз ходила на прогулки вместе с ними, и, наблюдая за матерью и сыном, Дженис с удовольствием замечает перемены. Сначала Фиона забрасывала Адама вопросами. Казалось, ее главная задача – не допустить даже крошечной паузы в разговоре. Тут Дженис осознала, что у нее самой та же привычка. Но со временем Фиона стала вести себя естественнее: они с Дженис шли позади и болтали, а Адам с Децием убегали вперед. Постепенно напряженные плечи Фионы расслаблялись, и она переставала следить за каждым шагом сына. Наверное, она видит то же, что и Дженис: обычного мальчишку двенадцати лет, весело играющего с собакой. Конечно, психологическое состояние Адама этим не исчерпывается, и все же у матери мальчика появилась надежда.

Единственное, что омрачает воспоминания Дженис об этих прогулках: инцидент, вина за который лежит исключительно на ней. К тому же она не может объяснить Фионе и Адаму свое поведение. Мальчик решил сделать из Деция циркового пса, и тот балансировал у Адама на коленях и даже (чуть-чуть) на подошвах его кроссовок, когда мальчик расстелил на земле куртку и улегся на спину. Публику изображали сидевшие рядом на скамейке Фиона и Дженис. Аплодируя в нужных местах, в перерывах они обсуждали обновления на чердаке кукольного домика. Дженис заметила, как Адам вытащил из кармана пакетик и, словно настоящий дрессировщик, стал доставать оттуда угощение для Деция. Дженис не помнит, как вскочила со скамейки, но вдруг она встала между Адамом и фокстерьером, вырвала у мальчика из рук пакетик и закричала: «Он это ел?! Ему нельзя!» Оттащив Деция от Адама, Дженис принялась лихорадочно заглядывать фокстерьеру в пасть.

А потом к Дженис подошла Фиона и успокаивающе положила руку ей на плечо:

– Все в порядке. Это специальное собачье лакомство. Перед тем как его купить, Адам спрашивал разрешения у меня. А в чем дело? У Деция аллергия?

Дженис переводила взгляд с побледневшего Адама на спокойную Фиону и все твердила:

– Собакам нельзя шоколад. Даже чуть-чуть, ни в коем случае.

Не убирая руку с плеча Дженис, Фиона произнесла тоном, каким утешают маленьких детей: