И снова Дженис не отвечает на вопрос миссис Би, а хочет рассказать совсем о другом.

– Мою сестру крестили как Джой, но мое крестильное имя – не Дженис. Хотя нет, не совсем так, Дженис – мое второе имя. Так звали мою бабушку, но я ее не знала.

– И как же вас нарекли при крещении?

– Хоуп. – Дженис прикрывает глаза, думая об этой горькой иронии. – Мы из консервативной семьи, имена наподобие Мерси, Грейс и Хэппи для нас обычное дело[15]. Хоуп и Джой. Нет, вы представляете? Когда мы пошли в новую школу в Нортгемптоне, я стала представляться своим вторым именем.

– А как вас называла мать?

– Практически никак. Даже толком не припомню, чтобы она обращалась ко мне по имени.

– А ваша сестра? Как она вас звала?

– Чаще всего – сестричка, иногда – Хоуп. Но она была умницей и в школе не забывала, что ко мне надо обращаться: Дженис. Джой сообразительная, все схватывает на лету.

В комнате стало тихо. Обе женщины погрузились в свои мысли.

Наконец миссис Би вздыхает и мягко спрашивает:

– Хотите, буду называть вас Хоуп?

– Предупреждаю: тогда я начну называть вас Рози.

Обе женщины пытаются улыбнуться, но такая мудреная задача им не под силу.

Миссис Би выпрямляется в кресле.

– И все-таки, я хочу понять, почему никто не замечал, что творится в вашей семье, – возвращается она к своему первому вопросу.

– Соседей мы толком не знали, а еще я взяла с Джой обещание, что она не будет рассказывать про наши домашние дела в школе. Я была уверена: то, что я делаю, – нехорошо, и, если кто-нибудь узнает, что я присматриваю за сестрой вместо мамы, мне сильно попадет. – Дженис качает головой. – Сейчас даже самой не верится.

– Неужели в школе никто не спрашивал, как вам живется дома?

– Благодаря папиным сбережениям нас с Джой отдали в частную школу. При монастыре. – Дженис думает о том, что в другой жизни они с миссис Би сейчас смеялись бы и шутили на эту тему, ведь старуха оказалась права: Дженис действительно учили монахини. – Порядки в школе были очень строгие. Приветливых учителей, всегда готовых выслушать, у нас не было. Внимание мне уделяла только учительница английского, сестра Бернадетта. Она была добрая. Иногда на перемене или в перерыве на ланч, но не после школы (когда заканчивались уроки, мне надо было сразу бежать домой) она разрешала мне разбирать вместе с ней книги и в благодарность за помощь угощала меня печеньем.

– Этого мало, – безапелляционным тоном замечает миссис Би.

Но Дженис думает: какой сейчас толк от пустых разговоров? Значение имеет то, что было, а не то, чего не было, и она всегда будет благодарна своей учительнице. Дженис просто необходимо видеть в маленьких добрых поступках сестры Бернадетты только хорошее. А иначе что еще у нее останется?