Миссис Би подается вперед:

– Пейте чай, Дженис. Легче станет.

– Думаете? – Дженис смотрит на сидящую рядом миссис Би, а та глядит на нее в ответ. – Нет. Вряд ли. – Дженис все равно отпивает глоток, и от теплого чая ком в горле будто растворяется. – Мне трудно рассказывать о родителях. О папе сохранились только обрывки воспоминаний, или, вернее будет сказать, осколки разбитого сердца. В каждом – его яркое отражение. – Дженис качает головой. – Я понимаю: наверное, я идеализирую отца, которого так и не узнала как следует, но я верю, что он был хорошим человеком, и я его любила.

Дженис не хочет плакать, но слезы сами собой наворачиваются на глаза.

– А ваша мать?

– Мне кажется, когда папа умер, она просто встала и ушла. Нет, не в буквальном смысле, она нас не бросила, просто решила, что ее жизнь кончена и… Сначала я хотела сказать, что она отдалилась, но это слово не передает всего… Даже в десять лет я понимала, что потеряла и маму тоже. Она автоматически выполняла свои обязанности, по крайней мере некоторые, но не более того.

– И что случилось после смерти вашего отца?

Дженис игнорирует вопрос миссис Би.

– Видели бы вы мою сестру Джой в раннем детстве. – Вдруг для Дженис становится очень важным, чтобы миссис Би поняла, о чем она говорит, и живо представила ее младшую сестренку. – Когда вы рассказывали о брате Бекки, я думала о ней. Джой тоже была таким ребенком. – Дженис трудно подобрать слова. – Когда родители дают сыну или дочери имя, разве они могут знать наверняка, что выберут подходящее? – Дженис известно: в том, что касается имен, отец и мать порой совершают ужасные ошибки. Не дожидаясь ответа миссис Би, она торопливо продолжает: – Но с Джой родители угадали точно[14]. Она была совсем как тот мальчик, о котором вы рассказывали: целыми днями болтала и сама с собой, и со всеми вокруг. Она как будто знала секрет, о котором не могла думать без смеха, и хотела разделить с тобой эту веселую шутку. Если Джой сердилась, то прямо-таки лопалась от злости, но быстро успокаивалась и потом сразу засыпала. А заснуть она могла где угодно: хоть на стуле за едой, хоть на середине лестницы. Мне нравилось смотреть на нее, когда она спит. Пальчики то сжимаются, то разжимаются, а щечки на вид такие кругленькие и мягонькие. Они и на ощупь были мягкими. Иногда я протягивала руку и дотрагивалась до кончика ее носа или гладила ее по щеке. – Дженис отпивает еще один глоток чая. – Не знаю, скучала ли она по папе, когда он умер. Наверное, да, но больше всего ей не хватало мамы. Иногда она по-прежнему казалась веселой, но теперь ее жизнерадостное настроение то появлялось, то пропадало, а еще Джой стала изо всех сил стараться всем угодить, особенно маме. – Дженис замолкает и несколько секунд смотрит на миссис Би. – Тяжело было видеть, как она меняется, но еще труднее – смотреть, как она все делает, чтобы порадовать маму, но толку никакого.

– Должно быть, вам тоже пришлось нелегко, Дженис. Рядом с вами был кто-нибудь близкий, к кому можно было обратиться?

– После папиной смерти нам пришлось уехать, ведь наш дом принадлежал университету. Тогда мы и отправились в Нортгемптон. Там жила мамина сестра Ивонн. Мы поселились в маленьком домике, а ее дом был совсем близко, за углом. Я думала: может, теперь что-нибудь изменится? Может, рядом с сестрой мама повеселеет или тетя заметит, как переживает Джой, и поможет ей?

– Ну и как, помогала она вам?

– Если сводить маму в паб и напоить вдрызг – это помощь, то да, этим она занималась постоянно! А больше она для нас ничего не делала. Только языком молола.

Стоит Дженис произнести эти слова, как она понимает, что вышла замуж за человека, похожего на ее тетю. Дженис не верится, что эта простая мысль пришла ей в голову только сейчас, а еще ей не верится, что она сделала такую невероятную глупость.

Миссис Би деликатно забирает у Дженис пустую чашку и ставит ее на столик.

– Какой была ваша мать до смерти отца?

– Уже и не вспомнить, но иногда в голове вдруг всплывает какая-нибудь картина: вот она что-то печет, вот причесывает Джой, вот проверяет меня по книге – прочитала ли я то, что задали на дом? Но теперь даже не знаю, настоящие это воспоминания или просто мои мечты.

– И кто потом заботился о вас и вашей сестре?

– Почти все дела я взяла на себя. Иногда мама с тетей уходили по вечерам, а возвращались только через пару дней. Покупали нам горы конфет и всякое дешевое блестящее барахло и вели себя так, будто просто в магазин сбегали, а мы еще должны были радоваться. Но Джой ужасно волновалась, когда мамы не было дома, хоть я и врала, будто знаю, где она. Я пыталась приготовить нам еду, собрать сестренку в школу, но Джой знала, что я просто прикрываю маму. Но вот мне уже двенадцать, а ей семь. Джой росла умной девочкой. – В голосе Дженис невольно звучит гордость. – Чего я только не пробовала: и упрашивала маму, и кричала на нее, но все бесполезно. Мама просто меня игнорировала, вдобавок, когда я устраивала скандал, Джой очень расстраивалась, ведь она так хотела верить, что мама искренне хочет нас порадовать!

– Кто-нибудь из взрослых замечал, что происходит? Пытался вам помочь? Кто-то из соседей или учителей?