— Сам шакал! — огрызнулся на него кази. — Я пес! Покусаю.

— Да-а, — только и сказал ходжа. — Был у вас судья хитрой лисой, а стал бешеной собакой. Идемте, друзья, пока он не исполнил того, что обещает.

Ходжа быстро вытолкал всех за двери и закрыл их, просунув в железные ручки, сделанные в виде широких колец, прислоненные к стене грабли. Шарифбек скребся в двери с той стороны, скулил, створки ходили ходуном, но выбраться кази не мог.

А когда люди отошли от дома, из его окон вдруг раздался душераздирающий визг и крики слуги:

— Ай, почтеннейший Шарифбек, вы что, с ума спятили?! Это же я, ваш слуга!

— Укушу!

— Но за что, что я такого сделал? Ай! Ах ты так! Ну, держись проклятая собака! Ой! Помогите-е!!!

Слуга вывалился в распахнутое окно и задал деру, петляя меж кустов, и в доме все стихло. В двери больше никто не ломился.

— Вот что делают деньги с человеком, — назидательно произнес ходжа, и все с ним согласились. Да и трудно было с этим не согласиться, особенно когда все видишь собственными глазами.

Весть о том, что кази тронулся умом, а все, что имел бай Зариф, ходжа разделил меж бедняков, быстро распространилась по селению. Перепуганные богачи притихли. Да и было отчего: отколоченный мулла изгнан с позором, Зариф долбит в горах камень, а кази сошел с ума. Никому не хотелось стать следующим.

Между тем раздел имущества Зарифа был завершен, на что понадобилось ни много ни мало три дня. И так много оказалось в селении бедняков, что на каждого пришлось всего по жалких десяти монет, но и это для всех было огромной радостью. Особенно радовались дехкане, которые наконец избавились из-под гнета жадного бая — теперь поля принадлежали им, и не нужно было за них никому платить и ни на кого батрачить.

Однако, радовались не все — Саид был печален и не находил от волнения себе места: труппа канатоходцев вот-вот должна была покинуть их селение, и Саид не знал, как ему поступить. Волновалась и девушка, которой, невзирая на мнение отца, молодой человек пришелся по душе — мягкий и добрый, он вошел в ее жизнь внезапно и запал в сердце, не желая его покидать. Они встречались тайком, в укромных местах, чтобы ненароком не прознал отец. В этот раз они встретились в саду друга ходжи, который очень доброжелательно относился к Саиду — тот частенько помогал ухаживать ему за садом.

— О Саид, мы слишком часто видимся с тобой. Боюсь, отец уже подозревает что-то, — Гульнора прильнула к молодому человеку.

Тот нежно приобнял ее за плечо, и прижал к себе.

— Не догадается, — однако особой уверенности в голосе Саида не слышалось.

— Он не понимает, зачем мне в день по несколько раз ходить по лавкам смотреть товары, которые мы не можем позволить себе купить. А если он проследил за нами и вот-вот будет здесь?

— Не бойся, хозяин этого сада обязательно предупредит нас, если что-нибудь пойдет не так — он мой друг и к тому же большой друг ходжи, — Саид протянул руку к ветке и сорвал спелое яблоко. — На, поешь, лучше. Оно сладкое.

— Саид, но это неудобно, — Гульнора отстранила руку Саида с протянутым ей спелым плодом. — Нужно было сначала спросить хозяина.

— Разве от одного яблока убудет? Тем более, Ибрагим сам всех угощает яблоками — ему не жаль. Посмотри, как их много уродилось в этом году! — Саид повел рукой. Гульнора проследила взглядом за ней.

Сад был не очень велик, но ухожен и красив. Деревьев было так много, что вдали они сливались своими белеными стволами в сплошную стену, за которой даже не был виден забор. Упругие ветви деревьев сгибались под тяжестью крупных, налитых соком яблок. Гульнора перевела взгляд на крону дерева, под которым стояли они с Саидом. Сквозь листву, едва колышимую слабым ветерком, проникали яркие лучи солнца, скача солнечными зайчиками по лицу девушки. Гульнора прищурилась, смешно наморщив носик, и улыбнулась.