Далеко не все интеллектуалы антисемиты. Будет справедливо заметить, что не меньше знаменитых людей высказывались в пользу еврейского народа. Например, декларацию В. С. Соловьева против антисемитизма подписали великие русские писатели Л. Н. Толстой, В. Г. Короленко, ученые А. Г. Столетов, А. К. Тимирязев и другие.
Удивительную историю рассказывает писатель Юрий Нагибин в автобиографической повести «Тьма в конце туннеля». Большую часть своей сознательной жизни Юрий Маркович считал себя полукровкой, сыном еврея и русской. И поэтому постоянно, и в детстве, и в зрелые годы,
И ничего не могло вытравить из Юрия Нагибина комплекса неполноценности: ни благополучная запись в пятой графе, ни славянская стать, ни манера поведения в стиле удалого Кирибеевича, не говоря уже об успехах на поприще русской литературы и кинематографии.
И неожиданно он узнает, что его биологическим отцом является некий русский дворянин, зверски убитый в первые годы революции, а не еврей Марк, которого Юрий всю жизнь считал отцом. Стало быть, конец душевным терзаниям: ты теперь стопроцентный русский, да еще дворянских кровей в придачу!
Но это открытие, которое, казалось бы, должно было привести писателя в лагерь самых оголтелых русофилов и потенциальных или активных юдофобов, имело совершенно неожиданные последствия: именно сейчас Юрий Нагибин яростно возненавидел антисемитизм и начал рассматривать свой родной русский народ в качестве носителя этого позорного начала[169].
Может ли представить себе читатель следующий документ относительно любой другой национальности или народности СССР?
О ПОДБОРЕ И РАССТАНОВКЕ НАУЧНЫХ КАДРОВ В АКАДЕМИИ НАУК СССР
В СССР поощрялась
У проблемы генезиса антисемитизма есть, безусловно, и
«Развод» с Россией
В жизни есть два самых важных дня: «это день, когда родились, и день, когда выяснили зачем» (Марк Твен). Советская страна не была мне «родиной», так как родственные отношения у нас не сложились. Они не сложились и у миллионов граждан других национальностей, о чем свидетельствует выход всех республик из СССР. Таким образом, на вопрос: «Зачем ты родился?» — ответ был: «Чтобы исправить ошибку рождения в неправильном месте». Однако я вырос, учился и работал до 42-летнего возраста в советско-русской среде. Русские язык и культура были для меня родными и базисными для моего сознания. В итоге самообразования и размышлений я перестал стыдиться, что я еврей, принял это как данность.
Четыре обстоятельства определили мое решение покинуть страну: 1) неприятие советской системы, 2) антисемитизм, 3) невозможность самореализации и увидеть мир и 4) отсутствие перспектив для моих детей.
Я был вполне лояльным пионером и активным комсомольцем без того, чтобы «брать в голову» их идеологию. Мои претензии к советскому режиму копились годами, начиная с учебы в медицинском институте; прозрение пришло не сразу (см. «Инакомыслие»). Став инакомыслящим студентом, я продолжал вести себя вполне «прилично» даже тогда, когда определение «советский» считал для себя оскорбительным. Окончив мединститут с «красным» дипломом и написанной диссертацией, я рассчитывал получить распределение в аспирантуру или ординатуру, но меня сослали на работу в Биробиджан, ЕАО. Ректор института профессор Сергеев и не скрывал причину: «Пусть едет к своим…»
В Томском научном центре меня безосновательно обвинили в «сионистской деятельности» и на год задержали избрание по конкурсу на должность руководителя лаборатории (см. очерк «Томская академия»). Мне многократно давали ясно понять, чтобы я знал «свое место» и не пытался пробить «стеклянный потолок»[173]: «В столичных городах ты бы и лабораторию не смог бы получить». О «железном занавесе» я уже рассказал!
Из страны выпускали самых настойчивых[174], за что надо было сидеть в отказниках, быть уволенным с работы со всеми вытекающими из этого последствиями. Борьба с государственной машиной казалась мне безнадежной. Появились невозвращенцы. Бежали спортсмены, артисты, музыканты, разведчики, летчики, дети советской элиты: Светлана Аллилуева, Ростропович, Максим Шостакович, Нуриев и другие. Скудные сведения о диссидентах вызывали восхищение, но не привлекали меня. Далеко не все в СССР было плохо, но все хорошее меркло на фоне бесправия, запретов, тотальной лжи, лицемерия и преступлений власти против всех граждан страны, но евреев в особенности.
Таким образом, оставаться гражданином «второго сорта» становилось все более и более нестерпимым. Ситуация стала меняться с началом «перестройки» — власти решили отпустить «мой народ»[175].