Предисловие автора

«Если бы перед моим рождением Господь сказал мне: «Граф! Выбирайте народ, среди которого вы хотите родиться!» — я бы ответил ему: «Ваше величество, везде, где Вам будет угодно, но только не в России!» Это написал в 1869 году русский аристократ, поэт и писатель Алексей Константинович Толстой[2]. Проницательный Исаак Бабель устами героя «Одесских рассказов» задал риторический вопрос: «…разве со стороны Б-га не было ошибкой поселить евреев в России, чтобы они мучались, как в аду? Чем было бы плохо, если бы евреи жили в Швейцарии…»[3] Так в результате роковой ошибки Создателя мои предки оказались в «неправильном месте» — в Российской Империи. Кому-то надо было вернуть «семейные гены» в Землю обетованную, которую Б-г обещал потомкам Авраама[4]. Сорок лет Моисей водил евреев по пустыне после Исхода из Египта. Столько же времени я прожил в СССР до возращения на родину праотцов еврейского народа Авраама, Ицхака и Якова.

«Гудбай, Россия» посвящена этим годам моей жизни, в ней рассказывается об эволюции правоверного пионера и комсомольца в инакомыслящего интеллигента, о «блефе коммунизма» и генезисе антисемитизма, об огорчениях и достижениях карьеры врача и ученого, о причинах Исхода из СССР и многом другом. В Израиле мне пришлось многое начинать сначала: учиться жить и работать в новой стране, делать то, что мог и должен! Эта книга была задумана давно, но ежедневная лечебная работа в клинике, лекции студентам и врачам, гранты и научные проекты, конференции и доклады, анализ данных, написание статей, монографий и другие неотложные дела занимали все мое время без остатка. Когда же в 2016 году я ушел в отставку, оставил руководство клиникой и перешел в Институт национального страхования, появилось время рассказать про свою «сионистскую миссию». Писать воспоминания оказалось непросто.

• Став главным персонажем повествования, я испытал ряд неудобств, но к завершению работы книга наполнилась многими и разными людьми.

• Мне приходилось преодолевать самоцензуру, приобретенную в стране исхода, чтобы писать правдиво и искренне.

• Мешал мне и литературный стиль, весьма далекий от мемуарной прозы и отточенный на написании научных статей и книг по-английски.

• Я мало читал и практически не писал по-русски последние тридцать лет. За это время и русский язык не остался неизменным. Мне приходилось многое перепроверять и даже консультироваться по поводу отдельных слов, фраз и знаков препинания. Возможно, не все ошибки и опечатки устранены.

• Были трудности нравственного порядка: например, не все люди, которых я упоминаю в книге, живы, а посему они не могут мне возразить и вступить в полемику, если что не так.

Когда же рукопись приобрела некоторую завершенность, внутренний голос задал главный вопрос:

— Так зачем ты, доктор, написал эту книгу? Ты считаешь себя выдающейся личностью или общественным деятелем, с жизнью которого надо познакомить общество?