— Что же нам делать с вашей молодостью?
Немного подумав, сам на него и ответил:
— Надо бы вам к защите отрастить бороду. Тогда будете выглядеть старше и солидней.
Редакция и защита
В то время я еще не очень понимал, будет ли польза для диссертации от такого руководителя, который не разбирается в ее сути. Но мои опасения быстро развеялись, когда Е. Д. начал редактировать рукопись и готовить нас обоих, меня и диссертацию, к защите. Я почувствовал его опытную руку и умную голову. Пришлось засесть за работу, добиваться ясности в изложении и давать ответы на вопросы профессора Н. А. Удинцева. Надо было переделать некоторые графики и упростить обсуждение. Были еще требования Натальи Григорьевной Концевой, которым я придавал большое значение.
По ее совету я сделал доклад на объединенном заседании кафедры патофизиологии, патанатомии и ЦНИЛ Хабаровского мединститута (4 марта 1974 года). Организовал и провел заседание профессор В. Д. Линденбратен, который мне симпатизировал все студенческие годы. Я как бы вернулся на свой «третий этаж», но уже не как студент, а как диссертант-соискатель. Вопросов задавали много, но атмосфера была доброжелательной. Работу рекомендовали представить к защите. В мои повторные визиты в Томск я познакомился с незаурядным человеком —
Я останавливался у него дома пару раз. Флора была очень гостеприимна, но малоразговорчива. Однажды я видел, как Флора с мамой делали сибирские пельмени в четыре руки. Я был просто заворожен этим зрелищем, оно напоминало мне игру на фортепьяно. Пельмени были маленькими и одинаковыми, как монозиготные близнецы. Нечего и говорить о том, какими они были вкусными.
Мы обсуждали с Владимиром «все на свете» и до глубокой ночи. Он, пожалуй, был единственным среди томских психиатров, кто продуцировал оригинальные научные идеи, а не получал их в кабинете професора Красика. Иногда он выпивал, что, к сожалению, делало его уязвимым для «эксплуатации». Например, все его книги с соавторами-начальниками написаны в основном одним Владимиром Миневичем. Это было видно по стилю текста. А когда через несколько лет я стал работать в Томске, мне без обиняков предрекали должность «второго пера профессора после Миневича». Время показало, что я ничьим «пером» не стал, хотя за это пришлось заплатить. Узнав о наших застольях, Евсей Давидович настоял на том, чтобы я останавливался в гостинице, где мог бы спать по ночам, а не «развлекаться» разговорами. Мест в гостинице не было. Однако после магических звонков Красика свободные номера появлялись, хотя я его об этом не просил. Общаться нам это помешать не могло. Симпатии были взаимны. Владимир оказал мне большую поддержку не только на этапе защиты диссертации, но и в 80-е годы, когда я стал работать в Томском научном центре АМН СССР. Я искренне скорбел о его ранней кончине. Владимир был самородок, талантлив без меры. Эрудит.
Но вернемся к редактированию диссертации. Евсей Давидович не скупился на рекомендации, одновременно требуя уточнений, ясности и минимум научных гипотез. В итоге он добился своего, и я убрал из текста все свои самые лучшие мысли. Злые языки говорили, что именно поэтому диссертация стала соответствовать критериям Высшей аттестационной комиссии (ВАК) СССР, и были правы.
Наконец пришло время представить диссертацию к защите, то есть отнести ее проректору по науке Томского мединститута профессору
Публичная защита диссертации состоялась 10 июня 1975 года в Томском мединституте. Как и положено, я волновался, но не больше, чем Евсей Давидович! Доклад прошел хорошо. Мне задали традиционные вопросы о научной новизне и практической значимости работы. После моих многочисленных докладов и апробаций почти не было шансов услышать какой-либо неожиданный вопрос. Ученый совет дружно проголосовал за диссертанта и его работу, а точнее, за его руководителя, который был здесь очень популярен. Банкет в ресторане был приятной разрядкой для всех нас. Я получил в подарок сувенир — «корни дерева», которые с тех пор бережно храню.
Экспертиза ВАК
Время после защиты тянулось медленно. Документы отправлены в ВАК, а диплома кандидата наук все не было. Сначала задержка была связана с бюрократической реформой в ВАК, а затем — с анонимкой, которая туда поступила из больницы, где я тогда работал. Автор ее сообщал, что М. С. Рицнер «совершает поступки, порочащие звание советского врача». Было нетрудно предположить имя автора анонимки, так как к этому времени я был назначен главным врачом областной психиатрической больницы. В городе работал только один врач-психиатр — д-р Федосеев, который претендовал на эту должность. Он уже жаловался на меня в горком партии, полагая, что я занял его место, хотя я от этого назначения отбивался как мог. После того как ВАК получила новую характеристику, меня пригласили на заседание президиума ВАК. Таким образом, мне пришлось защищать в ВАК уже защищенную диссертацию.
Это действо состоялось в феврале 1977 года в зале ВАК в Москве. За столом президиума сидели 20 профессоров и академиков. Я стоял у небольшой трибуны перед ними. Им зачитали краткую выписку из моего диссертационного дела. Мне дали 10 минут для ответа на вопросы рецензентов ВАК, которые я получил заранее. За полтора года со времени защиты мной были опубликованы статьи, в которых затрагивались именно те вопросы, что поднимали рецензенты.
Мои ответы были в таком стиле: я зачитывал вопрос, давал короткий ответ и передавал в президиум оттиск опубликованной статьи, где содержался ответ. Затем переходил к следующему вопросу и т. д. Со стороны это выглядело достаточно эффектно, так как все статьи прошли анонимное рецензирование перед публикацией. Как мне потом рассказал Евсей Давидович, у которого были свои информаторы в ВАК, участники этого заседания очень впечатлились такой презентаций и их решение было единогласно положительным. Когда я ехал в Томск получать диплом, то был уже поглощен проблемами открытия областной психиатрической больницы и строительством второй ее очереди. В этот визит мне казалось, что мой «роман» с томской психиатрией и с «диссертационным папой» заканчивается. Кто мог тогда предположить, что через несколько лет я буду жить и работать в Томске, а мой «добрый гений» профессор Красик постепенно станет для меня горьким оппонентом. Но это будет потом, а пока мы были еще в 1977 году, диссертация, написанная строптивым студентом, успешно защищена. Евсей Давидович все организовал. Мы искренне гордились друг другом!
За кулисами
Система аттестации с двумя диссертациями, кандидата и доктора наук, — это несчастье для советской и российской науки, хотя и не единственное. Активные и способные исследователи тратят много лет и средств на выполнение и защиту работ, на получение ученых степеней как средство повысить свой социальный статус и зарплату. В итоге страна имеет более чем скромные достижения, например, в медицине и биологии. Все принципиальные открытия делаются на Западе. Многие крупные ученые на Западе даже не «кандидаты» наук, то есть не имеют третьей степени — PhD, или докторат. Те, кто сделал докторат, получают стипендию и едут на стажировку в лучшие клиники и лаборатории мира на один-два года (postdoc, или «постдокторат»). Им нет необходимости защищать еще одну (докторскую) диссертацию, угождать бонзам от науки и формулировать выводы, отвечающие только бюрократическим критериям. Когда нет связи между ученой степенью и зарплатой, нет места для бюрократии, тогда оцениваются реальные достижения. На Западе нет такой организации, как ВАК! Поэтому на Западе так много достижений.