Он схватил с металлического стола один из лежащих на нем длинных узких ножей. Ухватил ближайшую из висевших на конвейере птиц левой рукой за шею и, приоткрыв ей клюв, правой он быстрым движением ввел нож в раскрытое горло курицы и проткнул место соединения яремной и мостовой вены.
— Раз — и готово. — Он выдернул нож и сделал шаг в сторону. — Два — следующая. Три — еще одна. Вперед, ребята, время не ждет!
— Мама, дядя курочек убивает, — неожиданно послышался изумленный детский голос.
Гурвин стремительно обернулся и застыл, сжимая в руке нож. Несколько перепуганных, готовых расплакаться детей с ужасом смотрели на него.
— Кто пустил посторонних в забойный цех? — рявкнул разъяренный Гурвин.
Из-за спин замерших в ужасе дошколят появилась раскрасневшаяся Оксана.
— Дети, я же говорила, что эту дверь нельзя открывать. — Она начала подталкивать ребятишек к выходу из цеха.
— С тобой, Ксюша, я завтра поговорю! — крикнул ей вслед Гурвин и повернулся к стоящему рядом директору. — Ты чего стоишь? На, режь!
Он сунул нож в руки растерянному директору птицефабрики и широким шагом направился к выходу из цеха. Настроение Григория Александровича было напрочь испорчено.
— Ну наконец-то, — хозяин усадьбы стиснул Гурвина в объятиях, — заждались уж тебя. Где застрял, Григорий?
— Да что не день, то праздник, сегодня в забойном цехе свет отключился, — недовольно скривился Гурвин, — и, как назло, электрик в запой ушел, а у нас плановый забой, пять тыщ голов.
— А чего, ты их током, что ль, забиваешь? — хохотнул Роман Юрьевич.
— Током глушат, — вздохнул Гурвин, — ты ведь ко мне на фабрику раз пять приезжал.
— Ну, приезжал, было дело, — кивнул мэр.
— Цеха смотрел, — недовольно продолжал Григорий Александрович, — я тебе все подробно рассказывал.
— И что, я должен все помнить? — удивился Молчанов. — Я у себя в мэрии не знаю, половина человек чего делает, а ты хочешь, чтобы я помнил, как у тебя кур режут. Ладно, хватит о делах. Пойдем лучше выпьем водочки, сразу на душе легче станет.
— Ромочка, ты же не будешь так много, как прошлый раз? — Маргарита Львовна ласково поцеловала мужа в пухлую щеку.
— Ну что ты, — возмущенно выпучил глаза Роман Юрьевич, — да никогда больше.
— Ты обещаешь мне? Точно? — Голос Маргариты Львовны был полон любви и ласки.
— Клянусь, вот чем хочешь клянусь.