Джипы расставили углам территории больницы так, чтобы пулемёты на их крышах простреливали каждый её уголок. Броневики немилосердно разворотили колёсами цветники, разбитые между аккуратных дорожек из голубоватой плитки. Чёрные фигуры в бронеполимерных масках вытащили из одного из них два массивных прибора, похожих на загнутые по краям прямоугольные музыкальные колонки. Всю поверхность их выгнутой плоскости усеивали конусообразные выемки. Один такой прибор эсэсбешники установили поодаль от облицованного серой мозаикой здания клиники, посередине самой широкой его части, второй подцепили к днищу зависшей над ними элашки, которая со свистом взмыла в затянутое ватными серыми облаками небо и принялась кружить над крышей строения. Аппараты были устройствами термического сканирования и посылали информацию в штабной броневик. Там их данные синхронизировались между собой и накладывались на голографический план здания.

Оперативники ворвались внутрь клиники, где несчастный Камолин решил полечить новаторскими методами межпозвоночную грыжу, одновременно со всех входов. Капитан Арафаилов вошёл с главного, оказавшись в уютной регистратуре, которую поливали мягким светом встроенные в мозаичный потолок светильники в виде снежинок. Пройдя мимо стойки с большими буквами «EW», он свернул в коридор, топая пыльными ботинками по серым ковровым дорожкам с узором волнистых линий. В уголках под потолком поблёскивали огоньки камер наблюдения. Навстречу ему выводили наружу медсестер в серебристых халатиках с голубыми полосками и охранников в куртках такой же расцветки. Работники клиники молчали и презрительно поглядывали на сотрудников ССБ исподлобья.

Несколько эсэсбешников проверяли операционный блок, бессовестно нарушая его стерильную среду. По полу широкого холла с разрисованными заснеженными пейзажами стенами стелился холодный туман. Из двойных стеклянных дверей выводили троих странно одетых людей. Сначала Фару показалось, что одежды на них не было вовсе, но, приглядевшись повнимательней, он понял, что их ноги обуты в сапожки бледно-розового цвета, бедра стягивают небольшие шорты, а шею прикрывает высокий ворот коротких обтягивающих маек. На всех немногих элементах их одежды поблёскивали тонкие серебристые полоски. Первой шла совсем юная длинноногая медсестричка, с заколотыми на затылке прямыми волосами. Её руки украшали бирюзовые татуировки в виде нескольких колец вокруг запястья, она непонимающе хлопала своими большими глазами. Следом, опустив голову и сцепив руки чуть ниже рельефного живота, шла молодая невысокая женщина. Её короткие волосы, покрашенные в зелёный цвет, были стянуты в хвостик на затылке. Абдельджаффар остановился и глянул на неё ещё раз. Она у капитана совершенно неуместные в данной ситуации ассоциации. Вот так бы, наверное, выглядела сейчас… Фар поспешил запрятать тягостные мысли поглубже под толстую чешую, которой за последние годы обросло его сердце. Страшное дежавю развеял замыкающий цепочку задержанных худощавый парень с полукруглой чёрной чёлкой, одетый, к ужасу Ящера, точно таким же образом.

— Это чего за клуб бисексуалов? — спросил он у старшего сопровождавшей их группы.

Высокий офицер остановился, снял с худощавого безгубого лица маску и стянул с головы гермокапюшон, из-под которого выпали взмокшие кудри соломенного цвета.

— Это операционные медсёстры. Ну а этот, следовательно, фельдшер, униформа у них такая! — кивнув в сторону женоподобного парня, прохрипел он. — А главврача нигде нет.

— Странно, с момента начала наблюдения клинику он не покидал. Все последние распоряжения утверждены им, на его имя приходят сюда сообщения, — задумчиво поджал губы Абдельджаффар. — Что персонал говорит?

— Что давно его не видели. И что никакой незаконной деятельностью они здесь не занимались. Поют своему Матвею Александровичу хвалебные дифирамбы, про то, скольким мутантам и людям он жизни спас, и какие чудеса медицины творил на их глазах. Он для них чуть ли не добрый волшебник!

Усмехнувшись, Арафаилов направился в кабинет главврача. Нет, Артамонов оказался скорее коварным колдуном! Ещё в пятнадцатом веке Макиавелли писал, что самая надёжная из всех крепостей — не быть ненавистным народу. И теперь Фар видел, что умный учёный не только успешно сумел вокруг себя подобную возвести, но и пошёл куда дальше. Год за годом располагая к себе коллег и жителей города, он создавал магическую иллюзию отзывчивого к чужой беде существа, а в неё так хочется верить всем, кто устал от жестокости этого мира! Тем страшнее было то, как он использовал свою репутацию. За ней, как за ширмой зрели его замыслы, и, как и положено адепту тёмных сил, в нужный момент он взял свою плату. Артамонов не был ни спасителем жизней, ни безжалостным манипулятором. Он был и тем и другим одновременно. В отличие от многих, для Ящера в этом не было ничего парадоксального, так как он, будучи убеждённым ницшеанином, отрицал такие субъективные понятия, как добро и зло.

Алина в сопровождении Солтанова колдовала над рабочим компьютером Артамонова. В углу, под покрытыми резными снежинками шкафчиками, сидел Хопп, зажав скованные руки между коленей. Бледное лицо потерявшего много крови доктора резко контрастировало с его чёрной бородой.

— Сотрудничает? — кивнул в его сторону Арафаилов, зайдя в кабинет.

— Охотно. Адам Вальдемарович у нас крайне сознательный гражданин, — грустно усмехнулась Алина. — Доступ ко всей информации обеспечил, все помещения для проверки открыл.

— И ничего?

Оба уставившихся в монитор лейтенанта синхронно покачали головой. Абдельджаффар посмотрел на Хоппа. Пленённый младший чародей взирал на офицеров с издевательской ухмылкой на побелевших губах. Над его головой мерцал голубой глазок камеры. Злой гений был где-то поблизости, но здесь искать было бессмысленно. Матвей Александрович не из тех, кто оставляет что-то порочащее себя на виду. И вся эта клиника — это лишь прикрытие, очередная магическая иллюзия, абсолютно легальная и открытая для чужих глаз. Если где-то и есть тайное убежище учёного, то там, куда никто случайно заглянуть не может. Капитан подскочил к Хоппу, схватил его за две из трёх чёрных косичек, и рывком задрал его голову вверх.

— Слушай сюда, скотина бородатая! Мы собираемся отдать тебя корпорации, и если ты не скажешь, где ваша настоящая лаборатория, сдохнешь в глубинах Промзоны, в тот момент, когда они из тебя будут нужные им знания через ноздри вытягивать!

— Делайте, как знаете. — Заговорщик смело смотрел Ящеру в чёрные прорези зрачков. — Вае, как известно, виктус!

— И ты туда же! — отпустил его Фар. — Весь город Квирин заразил своей латынью. А знаешь что? — осенённый догадкой, капитан повернулся к колли. — Подними-ка ты документы на клинику! Если де-факто ничего нет, может де-юре отыщется?

В это самое время в другом месте неподалёку от больницы замерцал голографический проектор. Его неяркий голубоватый свет осветил пространство тёмного помещения, почти полностью заставленного громоздкой аппаратурой. В большой подсвеченной каплеобразной ёмкости плавал кишечник, в сферическом аквариуме поменьше — массивная печень с почками. От них шли большие трубки и провода к приподнятому квадратному ложу посередине, на котором, встроенное в него, лежало нечто, бывшее когда-то маммолоидом, от организма которого теперь осталась не более трети. Поросшая засаленной белой шерстью грудная клетка мерно вздымалась, зубастая голова белого медведя, точнее чуть больше половины головы с раздавленной когда-то верхушкой черепа повернулась в сторону света, прищурив единственный большой глаз. Сбоку от возвышенности появилась голубоватая голограмма. Изображение доктора Артамонова подошло поближе, губы старика, спрятанные в заплетённую в двойную косу бороду, были скорбно поджаты.

— Я как понимаю, настал тот самый день, — вздохнув, произнес изуродованный медведь.