2. Каприйская высшая школа

Несмотря на попытки бойкота со стороны Ленина, который вначале подтолкнул Богданова уйти из редации «Пролетария»[282] (в июне 1908) при согласии Большевистского центра (26 июня 1909), тем самым фактически углубив раскол[283] в социал-демократической партии, деятельность Школы началась в августе 1909 года благодаря щедрой материальной помощи М. Горького, Ф. Шаляпина, писателя А. Амфитеатрова и нижегородского предпринимателя В. Каменского.

Горький предоставил в распоряжение школы свою роскошную виллу на Капри и существенные денежные средства, позволившие состояться этому интересному опыту, в то время как организационной деятельностью занимался, главным образом, Михаил Вило-нов, рабочий с Урала, приехавший в Италию в январе 1909 года[284]. Благодаря своему социальному происхождению и искренней тяге к знаниям он стал идеальным представителем нового типа пролетарского интеллектуала. Вилонов занимался чисто организационными аспектами: вместе с Горьким он составил обращение к российским партийным ячейкам, чтобы добиться признания школы, обойдя таким образом противодействие большевистского центра, и организовал приезд учеников из России[285]. С немалыми трудностями, которые были вызваны выступлениями Ленина против «каприйцев» в социал-демократической прессе, Школа сумела добиться одобрения Московской окружной конференции РСДРП при условии, что ее деятельность будет находиться под контролем Большевистского центра. В результате сложилась явно двусмысленная ситуация: Ленин, не сумев прекратить деятельность каприйской группы, отказался утвердить учебную программу. Однако «каприйцы» не дали себя запугать и, несмотря на то, что Плеханов, Троцкий, Роза Люксембург, Каутский и сам Ленин[286] отказались принять участие в деятельности школы в качестве преподавателей, сумели начать работу, собрав вокруг своего проекта группу видных интеллектуалов того времени.

На момент открытия в Школе было тринадцать учащихся, прибывших из России, и двое эмигрантов, уже живших на Капри. Еще несколько студентов были зачислены в качестве слушателей. Рассказывает Татьяна Алексинская, приехавшая на Капри вместе с мужем: «Все ученики школы имеют квартиру и стол от имени комитета школы, который им гарантирует шестимесячное пребывание за границей и покрывает все издержки путешествия. Идея школы имеет огромный успех среди рабочих, потому что в России, преследуемые полицией, они не имеют возможности свободно заниматься социальными науками»[287].

И это еще не все: школа преподала своим учащимся хороший урок демократии. Действительно, студенты играли активную роль в процессе обучения. Образование базировалось на неиерархических принципах и поэтому организаторам было крайне важно, чтобы учащиеся и преподаватели были равно представлены в административном совете школы, и чтобы во главе совета стояла смешанная группа, решения в которой принимались путем голосования; исполнительный комитет тоже состоял из трех учащихся и двух преподавателей.

Главной целью организаторов было научить рабочих практическому применению полученных знаний, не ограничиваясь простой передачей теоретических сведений. Для этой цели программа была разделена на четыре основных предметных области: партийная организация, теория партии, философия пролетарской борьбы, современные проблемы.

Каждый день после обеда рабочие посещали две лекции по два часа каждая; по утрам они занимались учебой, а вечером – практическими упражнениями. Предметы были распределены следующим образом: А. Богданов – занятия по политэкономии и истории общественной мысли; Г. Алексинский – финансы и история рабочего движения в Бельгии и Франции; А. Луначарский – история профсоюзов, история немецкой социал-демократии, история Интернационала и история искусства; М. Лядов – история партии; В. Десницкий-Строев (литературный критик) – отношения государства и церкви; М. Горький – история русской литературы[288]; М. Покровский (историк) – история России[289]. Речь шла о сложной программе, цель обучения заключалась не только в формировании партийных активистов[290], но и в создании культурной базы, которая бы позволила рабочим самостоятельно создать собственную культуру, естественно, пролетарскую.

От рабочих требовались серьезные творческие усилия. По несколько часов в день они занимались тем, что писали доклады, газетные статьи, листовки, готовили выступления. На практических занятиях студентов учили техникам убеждения и методам пропаганды среди широких масс. Особое внимание уделялось постановке голоса и приемам политической полемики. Для этой цели имитировались настоящие предвыборные кампании, в которых каждый участник представлял определенную партию и должен был попытаться привлечь аудиторию на свою сторону.

Из-за высокого интеллектуального уровня преподавателей и сложной программы учеба давалась студентам нелегко, о чем свидетельствует Косарев: «Наши первые статьи и выступления были, по большей части, низкокачественными; хотя нас и выбрали из большого количества претендентов, состав учащихся был неоднородным: некоторые были достаточно подготовлены, некоторые едва закончили начальную школу»[291].

Чтобы уместить в несколько месяцев столь насыщенную программу, студенты занимались целыми днями, с утра до восьми вечера, всего с одним свободным днем в неделю. Работа прерывалась только на время обеда, периодически проводились экзамены и контрольные работы для проверки полученных знаний и навыков. В 1922 году Косарев таким образом описывал организацию рабочего дня в школе: до 12 часов учащиеся готовились к занятиям – главным образом, составляя письменные работы; с 12 до 14 проводилось первое занятие; с 14 до 16 обедали, затем сразу же начиналось второе занятие, которое продолжалось до 18; вечерние часы учащиеся и преподаватели посвящали практическим упражнениям[292].

Нагрузка была очень высокой, и через несколько дней организаторы были вынуждены ограничить продолжительность занятий, оставив в конце время для вопросов и пояснений. Впрочем, в жизни школы находилось место и для развлечений, судя по хранившимся в московском архиве Горького фотографиям, на которых изображены рабочие, отдыхающие на каприйских пляжах. Кроме того, учащиеся под руководством Луначарского посещали музеи Неаполя, концерты молодых русских музыкантов в неаполитанской консерватории и выступления артистов-эмигрантов.

Однако Ленин не собирался признавать себя побежденным и продолжил борьбу с каприйцами, попытавшись убедить учащихся перебраться в Париж, где он, в свою очередь, открыл собственную школу. Приведем письмо Ленина в школу:

«Уважаемые Товарищи! Получил на днях Ваше приглашение. Программы школы, о которой (программе) Вы пишете, что прилагается, еще не получил. Мое отношение к школе на острове Капри выражено в резолюции расширенной редакции «Пролетария» (приложение к № 44 и 46 Пролет.). […] По существу дела я должен Вам ответить, что, разумеется, мой взгляд на Каприйскую школу, кач на предприятие новой фракции в нашей партии, фракции, которой я не сочувствую, что этот взгляд ни сколько не вызывает отказа читать лекции товарищам, присланным из России местными организациями. Каких бы взглядов эти товарищи не держались, я всегда охотно соглашусь прочесть им ряд лекций по вопросам, интересующим социал-демократию. На Капри читать лекции я, конечно, не поеду, но в Париже прочту их охотно. Приехать в Париж девяти посланным из России товарищам (я беру цифру, о которой сообщал известный Вам товарищ Лева), это предприятие даже в финансовом отношении стоило бы меньше, чем поездка трех лекторов (мне известно Ваше обращение к Леве и Иннокентию) из Парижа на Капри. А помимо финансовых соображений есть еще целый ряд других, несравненно более важных и несомненно вполне для Вас понятных соображений в пользу Парижа, как места действительно партийной школы заграницей. Во всяком случае могу поручиться, что редакция «Пролетария» сделала бы все, от нея зависящее, для организации желаемых Вами лекций в Париже. С соц. – дем. приветом Н. Ленин.

П.С. Вы забыли сообщить официальный адрес Школы»[293].

Рабочие отвергли обвинения во фракционализме, но все же Ленину удалось расколоть участников проекта[294]. В октябре 1909 года на Капри был доставлен последний выпуск «Пролетария», где лидер большевиков выдвигал обвинения против организаторов Школы. Богданов попытался защититься, прочитав рабочим ответную статью, в которой он аргументировал свою антиленинскую позицию. Однако пятеро рабочих: С. Романов, Е. Лювшин «Старовер», И. Панкратов, Василий – Ю. Устинов, «Аля Алексинский» – «Пачом» – В. Фома Козырев – отказались осудить выводы большевистского центра и отказались поддержать предложение о расколе. Эти пятеро рабочих, к которым позже присоединился М. Вилонов, направили в редакцию «Пролетария» письмо, в котором заявили о своем несогласии с платформой Богданова. После этого выступления они были исключены и перешли на сторону Ленина. Татьяна Алексинская в своих воспоминаниях высказывает серьезные сомнения в искренности побуждений рабочих. Революционерка утверждает, что выбор пятерых учащихся был вызван корыстными интересами, а не глубокими политическими убеждениями. Действительно, по замыслу организаторов, через месяц Школа должна была прекратить свою деятельность, а решение перейти на сторону Ленина давало студентам возможность продлить свое пребывание в Европе. Алексинская, рассказывая о двух рабочих, которые, приехав к Ленину в Париж, опубликовали статью, где заявляли, что «их привезли на остров против воли, чтобы отвратить от марксизма»[295], дает крайне резкую оценку их поведения: «Прожив несколько месяцев на Капри, и хорошо зная, что вскоре им придется вернуться в Россию и там снова начать партийную работу, они предпочли продлить свое пребывание за границей и совершить под политическим предлогом путешествие в Париж»[296].

Разрушению каприйского политического союза, помимо раскола среди учащихся, послужили и мотивы личного характера, которые осложнили отношения между участниками проекта: знаменитая актриса Мария Андреева, гражданская жена Горького, не отличавшаяся, по свидетельствам современников, легким характером, питала сильную неприязнь к Богданову и испытывала ревность к супруге Луначарского, которому в результате за несколько месяцев до открытия Школы пришлось переехать в Неаполь[297] и ежедневно ездить оттуда. Не менее сложными были отношения между гражданской женой Горького и некоторыми из рабочих. Например, Вилонов жаловался, что Андреева ставила ему в укор его крайнюю бедность. Русский рабочий, страдавший туберкулезом, нуждался в постоянном лечении и поэтому был вынужден обращаться к писателю за материальной помощью.

«Доктор прописал ему оставаться в лодке два или три часа под лучами солнца. С больными легкими он не может ходить пешком до пляжа и обычно едет на фуникулере, который стоит ему каждый раз 50 сантимов. Если накануне он противоречил жене Горького, она забывает дать ему деньги и он вынужден либо просить ее – «как нищий», говорит он, – либо оставаться без лечения. Он долго рассказывает эти жалкие и унизительные истории и вдруг начинает плакать. Его костлявые плечи, высушенные туберкулезом, содрогаются от рыданий»[298].