Затем по громкой связи раздался еще один голос: «Всем постам, внешнее крыло Е». Это было леденящее душу сообщение, редкое тогда, да и сейчас такое услышишь нечасто. Оно означало, что любой свободный человек должен был сломя голову помчаться туда.

Медицинское отделение могло выделить четверых сотрудников: двух женщин-офицеров жокейского веса, одна из них – старший офицер, Криса, мужчину-офицера, который был не очень силен, и меня. Молодой и легкий, Крис пустился в путь, как газель.

– Эй! Притормози! – крикнул я. – Ты не знаешь, во что ввязываешься. Возможно, тебе придется подраться.

В крыле Е содержалось более ста заключенных в двух блоках – на тройках и четверках, – и половина из них галдела. На верхнем этаже один парень принял спайс, начал задыхаться и теперь был без сознания. Фельдшеры уже прибыли, как и несколько медсестер, так что наши старшие офицеры направились туда, чтобы присоединиться к ним. Тем временем заключенным велели убраться за двери, но в такое солнечное воскресенье им это совсем не понравилось. Они хотели быть во дворе. Общее настроение заметно ухудшилось, и теперь на тройках назревали новые неприятности, так что я остался на месте. Один парень, известный член манчестерского бандитского клана, который раньше делал двери в асьенде, сидел на бильярдном столе и произносил заезженную фразу: «Мы больше этого не потерпим», и его аудитория в семьдесят человек все больше заводилась. Зэки дергались, полный выброс адреналина. Я стоял на площадке шириной в десять метров и решил, что лучше не торчать здесь, поэтому вытащил дубинку и вышел, другие последовали моему примеру.

Эти ублюдки вышли из-под контроля, и нужно было им показать, кто здесь главный. А нашим офицерам нужно было, чтобы кто-то вмешался. Пара псов уже была рядом, рыча и пуская слюни. Дюжина тюремщиков уже вытащила дубинки. Если бы мне понадобилось использовать эту штуку, я бы охотно это сделал. Заключенные превосходили нас численно, но мы были готовы атаковать. Они поняли, что мы не шутим, и отступили.

Пришел управляющий – вести переговоры, и гангстер Манк вышел вперед.

– Мы не пойдем в камеры, пока не потренируемся.

Лично я просто отдубасил бы его. Они начали разговаривать, но все же напряжение росло, заключенные кричали и ругались.

Тысяча разных начальников справились бы с этим тысячью разных способов. В таких ситуациях приходится делать все, что только можно. Управляющий пытался быть разумным и сказал, что если бы мы могли выпустить их, то так и поступили бы. Хаос и шум продолжались еще некоторое время, но заключенные в конце концов согласились отступить. Однако вместо того, чтобы отправить их в конец блока, где мы могли бы построить и проконтроливать их, он позволил им самостоятельно добраться до своих камер.

Это показалось мне ненужным и опасным. У нас были офицеры с дубинками – заключенные сделали бы то, что им сказано, – но все равно они были здесь, прогуливаясь среди персонала, многие из сотрудников были в ужасе. К счастью, все обошлось, и главные нарушители спокойствия были позже отправлены в изолятор.

Потом я спросил другого офицера, почему он не вытащил дубинку.

– Из-за этого могут быть неприятности, – сказал он.

Этот блок, семьдесят зэков, потенциальный бунт – могло ли быть лучшее время, чтобы вытащить дубинку? Навыки межличностного общения не очень-то пригодятся, если на вас наступают пять головорезов. По сути, дубинки были единственной нашей защитой. Назревал бунт, а офицер беспокоился о самообороне и соблюдении дисциплины в тюрьме!

Теперь, когда я пишу это в 2017 году, мне кажется, что подобное случается каждую неделю. Это норма. В октябре десять команд «Торнадо» отправились в Лонг-Лартин в Вустершире, где содержались такие люди, как Абу Хамза и убийца Кристофер Холливелл. Беспорядки вспыхивали в Свалсайде, Бедфорде и Льюисе. Но не надейтесь прочитать много фактических отчетов о тюремных беспорядках. Когда я был в крыле К, в Стрэнджуэйс перевели несколько парней из другой тюрьмы, где они разгромили крыло и напали на персонал – всем им должны были прибавить еще по десять лет за такое. Но в изоляторах начальники делают обход каждый день, и один из них открыл дверь камеры одного из парней и сказал ему: «Я знаю, кто ты». Он только что закончил расследование мятежа, в котором были замешаны эти ребята.

Тюремная служба была такой, какая она есть. Расследование было настолько секретным, что даже сам заключенный не знал о нем. Но после слов того начальника он рассказал обо всем своему адвокату, который получил копию отчета из Министерства юстиции. Этот отчет, по-видимому, подтверждал нарушение дисциплины и ущерб тюремному имуществу, но также там говорилось, что никто не пострадал. В итоге, когда их дело дошло до суда, адвокат представил отчет в качестве доказательства, и ожидаемые десять лет были сведены к нулю.

Кстати, Лонг-Лартин, начальник, которому нужны были десять команд «Торнадо», за последние годы потерял пятую часть персонала, и не только из-за этого. Когда я впервые присоединился к ним, население тюрем составляло 72 000 человек, а когда ушел около двух лет назад – уже 83 000. Сейчас число приближается к 90 000. В то же время численность персонала сократилась примерно на 6000 человек – система рушится. В рамках правительственной кампании по набору персонала надеются нанять еще 2500 сотрудников к 2018 году. В Великобритании чуть меньше 500 тюрем, так что, если это кажется вам достаточным, просто посчитайте сами. В каждую тюрьму добавят по четыре-пять новых сотрудников – одному только «Манчестеру» нужно бы еще 40–50. Это капля в море. Я боюсь, что тюрьмы вот-вот взорвутся. И, когда это произойдет, пострадают люди – и заключенные, и персонал, в том числе мои друзья. Я надеюсь, что кто-нибудь где-нибудь включит здравый смысл.