Антон прочувствовал, как по его спине пробежал холодный пот.

– В каком смысле? Ты хочешь отдать его в приют, не посоветовавшись со мной? Нет!

– Ты против? Ты что хочешь его оставить? Ты, Шульц? Ты?

Антон скрестил руки на груди, нахмурился и понизил голос.

– Считаешь, ему будет лучше в приюте, чем со мной?

– Откровенно говоря, да. Считаю. Где угодно, но только не с тобой, – она поняла, что приглашения в дом ждать бессмысленно и зашла сама. Он не произнёс ни слова и только изумлённо смотрел ей вслед.

– А если он уже ко мне привык? Я ему обещал, что не брошу. Что мне теперь, нарушить это обещание? – он неожиданно размахался и ударил по столу прямо перед ней. Две кружки подскочили и, как ни в чём не бывало, встали на стол. Она выпрямилась и, натянувшись, как струна, одарила его спокойным, но строгим взглядом, одним из тех, которые как бы говорят: «Пожалуйста, что и требовалось доказать».

– Зачем было обещать невозможное? Я не оставлю его с тобой, Шульц. В моей стране таким как ты даже кошек не доверяют. Ребёнок должен быть личностью, счастливой и любимым, а не твоей игрушкой.

– С чего ты взяла, что он моя игрушка, Лукаса никогда не заберут оттуда. А если и заберут, – он понизил голос, волнуясь, что у мальчика помимо развитого обоняния хорошим может оказаться и слух. Это было более чем вероятно с его двумя с половиной парами ушей, – Можешь гарантировать, что он снова не попадёт к какому-нибудь Бухалку. Тебе правда легче отнять у него хоть какую-то, пускай призрачную, пускай даже миерную возможность жить в семье, чем признать мои попытки исправиться? Я стараюсь? Если ты переживаешь, почему только топишь меня? Почему бы не помочь?

Он нагнулся над столом и посмотрел ей прямо в глаза. Она ничего не ответила. Антон понял, что смог подобрать правильные слова. Его гнев и негодование сменились бессильной покорностью.

– Пожалуйста, Глэд, помоги мне. Ты здесь эксперт, я это признаю. Я просто хочу, чтобы у него были друзья, семья, своя комната, игрушки. Чтобы он запомнил не только, как его пинали, понимаешь? Чтобы он не плакал, когда я прошу выбрать цвет для комнаты, — он сел рядом. Она опустила лицо и положила руки на колени, – Что бы между нами ни было, это было давно…

– Шульц, детям нужно много любви и заботы. Постоянно, а не когда тебе захочется.

– Понимаю.

– Нет, не понимаешь. Нельзя будет просто отдать его, если тебе вдруг надоест. И ты не можешь использовать его, чтобы держать меня рядом с собой.

– Глэд, я готов. Мне кажется, мы всё давно обсудили и поняли. Это не я бегу за тобой, это ты бежишь от меня, – он подвинулся ближе и занёс руку, чтобы обнять её плечи, но остановился. Она кивнула.

– Я пойду проведать мальчика.

Она поднялась и вышла из комнаты, оставляя за собой слабы след апельсиновых духов. Антон в первый раз сознательно обратил на него внимание, поразившиль тому, как он противоречит его представлениям об этой женщине. Вот один из её секретов, позволяющих располагать к себе и сглаживать углы. От размышлений его отвлекла вибрация в кармане. Антон раздражённо поднёс телефон к уху и зашипел в трубку.

– Да! Кто это?

– Здравствуйте, это Оскар. Вы приходили ко мне и просили перезвонить…

– Да, помню, господин Циммерман? — врач снова взял себя в руки и вернулся к своему обычному флегматичному состоянию — Как Ваши дела?