Янис оторвался от газеты, но ответил не сразу. Потер исхудавшей рукой лоб и раздумчиво произнес:

— Что-то там у нас происходит. А что, сказать пока трудно. Сообщения очень противоречивы. Но, судя по всему, в Петрограде неспокойно.

И он рассказал Попову, что французская пресса, ссылаясь на передачи русских радиостанций, пишет о каких-то беспорядках в России. «В Петрограде анархия!» — кричит она. Керенский в очередном воззвании, переданном радиостанцией Царского села, заявляет: «В России все спокойно! Никакой революции нет!..» Передача прерывается и в эфир летят слова: «Керенский вас обманывает, не верьте ему!.. Вся власть Советам!..» «Крейсер «Аврора» с Балтики передает: «В России революция!..»

— Наберитесь терпения, — хлопнул Янис Дмитрия по острым лопаткам. — Думаю, через день-два все прояснится.

Они и не предполагали, что в эту самую пору из Петрограда в Царское село спешил черноусый унтер-офицер, чтобы побыстрее передать всему миру, а значит, и им, весть о свершившейся в России революции. Унтер-офицера, сына рабочего маленькой полукустарной фабрики по выпуску серпов в захолустном городке Яранске Вятской губернии, звали Николаем Дождиковым. Служил он старшим радиотехником на самой мощной по тому времени в России Царскосельской радиостанции. После февраля семнадцатого года был избран товарищами председателем станционно-технического комитета. Он возвращался из Петрограда с очень важным поручением.

В вагоне было накурено — ехали в основном военные: солдаты, матросы. Дождиков смотрел в окно вагона на бегущие мимо осенние пейзажи и ничего не видел. С тихой, как-будто проступающей откуда-то изнутри улыбкой он снова и снова припоминал все подробности встречи, которая только что была у него в Смольном.

А произошла она так.

На Царскосельской радиостанции скопились радиограммы, принятые из многих стран Европы. Раньше их обычно доставляли в генеральный штаб Временного правительства. Но рано утром 25 октября из Петрограда приехал представитель командного комитета, он же руководитель большевистской организации станции Василий Суслин и привез весть о том, что Зимний дворец взят революционными войсками и восставшими рабочими, «временные» правители арестованы, а Керенский бежал. Куда девать теперь радиограммы, кому их доставлять? Общее собрание команды, восторженно принявшее сообщение о событиях в столице, решило командировать с радиограммами в Петроград Дождикова, чтобы он передал их новому правительству.

Взяв разносную книгу и пакет, залепленный большими сургучными печатями, испещренный надписями: «Совершенно секретно», «Весьма срочно», унтер-офицер Николай Дождиков отправился в путь. В Смольном, показывая пакет, он с трудом убедил часовых пропустить его к Ленину. А когда на третьем этаже открыл дверь, обозначенную цифрой «36», то в небольшой чистой комнате увидел склонившегося над столом, что-то писавшего человека с крупным выпуклым лбом. На столе стояли чернильный прибор с ученическими ручками, простыми и цветными карандашами, календарь, телефонный аппарат, лежали блокноты и бумага. К столу были приставлены два мягких кресла, у стен — венские стулья. Владимир Ильич был в темном костюме, белой сорочке. Галстук в косую полоску аккуратно заправлен под жилетку. Быстро написав что-то на бумажке, он передал ее стоявшему у стола матросу, и тот вышел. Дождиков приблизился к столу.

— У вас что, товарищ? — спросил Владимир Ильич.

— Радиограммы — сводки и сообщения о положении на фронтах. И наши, и заграничные, — объяснил Дождиков.

— Откуда они?

— С Царскосельской радиостанции, — и радист подал толстый пакет.

— Это ваша радиостанция передала в эфир небольшую агитку за власть Советов? — спросил Ленин и поинтересовался, кто вел передачу.

Дождиков признался, что это сделал он, и коротко рассказал, как все произошло. На станции шла передача очередного воззвания Керенского. Дежурный радист еще не закончил ее, как Дождиков передал в эфир: «Всем, всем, всем!.. Товарищи трудящиеся! Керенский вас обманывает, не верьте ему, берите власть в свои руки! Вся власть Советам!» А чтобы дежурный офицер не мог знать об этой передаче, Дождиков отключил краску у контрольного аппарата, установленного в соседней комнате.

— Вы поступили очень хорошо, сделали большое дело. От имени Советской власти благодарю вас за это выступление в эфире! — и Владимир Ильич крепко пожал Дождикову руку, еще раз повторив: — Это очень хорошо!

Вскрыв пакет, он стал просматривать радиограммы. Потом попросил рассказать о работе и мощности станции.

Дождиков объяснил, что Царскосельская радиостанция производит обмен зашифрованными правительственными и дипломатическими радиограммами, а также передает и принимает открытые сводки и сообщения, работает с радиостанциями Парижа, Лиона, Рима и других городов Европы. Передачи станции могут быть приняты в радиусе пяти тысяч верст.

— Прекрасно! — сказал Ленин. — И впредь продолжайте прием радиограмм. Все заграничные сообщения с сегодняшнего дня приносите сюда, в Смольный. Наши радиотелеграммы передавайте в первую очередь, как правительственные. А вот это передайте в эфир несколько раз.

Владимир Ильич вручил Дождикову листовку с воззванием «К гражданам России!».