Вскоре мне пришлось смириться: муж стал всё реже посещать меня. Но я, как визитная жена, не могла его упрекнуть в подобном поведении. Лишь напомнить о себе непрошенным письмом.
То время года было преисполнено печали. К мужу я еще не привыкла и всякий раз, когда встречалась с ним, только обливалась слезами, а грусть, которая охватывала меня, была ни на что не похожей. Видя это, весьма растроганный Томомори твердил мне, что никогда не оставит меня… Но отчего его слова не вселяли в меня уверенности…
Как раз в эту пору родной мой отец отправлялся служить в провинцию Митинокуни[96]. Наступил день, когда отец и матушка должны были отправиться в путь. Они оба заливались слезами, ибо нам предстояла долгая разлука. Провинция, куда мой отец получил назначение, располагалась отнюдь не близко. Нам с матушкой придётся общаться лишь посредством писем в ближайшие годы.
Тоска охватила моё сердце.
Между тем, обнаружилось, что я забеременела. Осень и зиму я провела в страданиях. В ту пору Томомори был полон внимания ко мне, казалось, его мысли полны одною мной.
На самом деле мой муж не собирался ограничивать себя в плотских удовольствиях. По слухам его главная жена была больна, а я в силу своей тяжёлой беременности не могла дарить ему страсть. Поэтому-то он нашёл нам замену…
Однажды, после того, как он ушел из дома, я взяла в руки шкатулку для бумаг. Открыла её, и, заглянув внутрь, обнаружила письмо, предназначенное другой женщине. Презрение и негодование охватили меня…
Наконец после длительного перерыва муж навестил меня. Он явно торопился, было ясно – его визит лишь кратковременная дань вежливости.
– Мне обязательно нужно отбыть к императорскому двору, – сказал он и заторопился прочь.
Я не могла смириться с таким пренебрежением и приказала своему слуге проследить за ним. Через некоторое время я узнала, что муж мой вовсе не собирался отправляться ко двору. Его повозка остановилась на одной из городских улочек, причём, совсем не близко от императорского дворца.
Я без труда поняла: эта женщина была куртизанкой.
От этого мне стало дурно. Два дня я пролежала в постели, не вставая. Нянька тщательно ухаживала за мной.
Я понимала, что всякое резкое слово в адрес Томомори может лишить будущего ребёнка его благосклонности. Хоть я тоже происходила из рода Киёхара, но из одной его побочных ветвей. Поэтому надеялась на расположение мужа, дабы обеспечить будущее своего дитя. А если родится дочь? Как она выйдет замуж, если я стану отвергнутой визитной женой?
Впрочем, столичные нравы меняются достаточно быстро. Ещё полвека назад все жёны (а их было не более двух) жили в одном доме с мужем. Наложницам также выделялись специальные покои. Представляю, насколько тяжело приходилась этим женщинам делить меж собой любимого мужчину.
Со временем традиции изменились. Лишь главная жена жила вместе с мужем под одной крышей. Остальные же жёны – визитные (а их число нынче доходит до трёх) коротали время в родительских домах. Случалось порой, что мужья предоставляли некоторым визитным жёнам отдельное жильё из числа своих владений. Но это было редкостью. Дети от визитных браков росли под влиянием семьи жены. Мужья же лишь посещали их и практически не принимали участия в воспитании. И, порой, не часто баловали подарками.
Многие визитные браки не выдерживали проверку временем – мужья забывали о своих обязанностях. И, если это продолжалось слишком долго, то родителям жены (или её близким родственникам, порой опекунам) приходилось официально объявлять о расторжении брака. В таком случае, прежде всего, страдала репутация детей. Женщина же могла стать визитной женой вторично. Ребёнка же, как правило, усыновляли или удочеряли, дед с бабкой.
Для себя я решила: как бы ни будет трудно, как бы мне не оскорбительны посещения мужем куртизанки – я ни словом не упрекну его. Тем паче, что теперь, когда мои родители пребывают в далёкой провинции, и мой родной брат отбыл с женой в столичную область Нисиномию – за меня некому заступиться. Все невзгоды придётся терпеть в одиночку, не подавая вида.
Наконец, на третий день я покинула ложе, привела себя в порядок и решила нести свою ношу с гордо поднятой головой. С сегодняшнего дня Томомори никогда не увидит меня в печали. Разумеется, я не стану идти с ним на открытый конфликт, а лишь дам тонкий намёк на своё недовольство.
Облачившись в просторное кимоно из нежнейшего шёлка, я отправилась в кабинет отца и предалась написанию иероглифов. В конце концов, мне это надоело, и я заметила некий свиток. Развернув его, я поняла – это хозяйственные счета, которые отец всегда вёл с особой скрупулезностью.
Я разложила свиток на полу, чистой стороной кверху, и задумалась: что бы написать? Увы, в голову ничего не приходило – ни единой стихотворной строфы. И неожиданно для себя я начала писать историю Хэйана, что некогда рассказывал мне отец.