15.1. ИЗМЕНЕНИЯ В НАСТРОЕНИИ НАСЕЛЕНИЯ

В системе организации Военного управления наблюдение за настроениями новых подданных входило в сферу компетенции в первую очередь чиновников, занимавшихся общими вопро­сами пропаганды и просвещения. Священники в своих отчетах рассматривали эти проблемы, прежде всего, с точки зрения ду­ховного и морального состояния населения. Почтовая цензу­ра предлагала свой подход, и, кроме того, на оккупированной территории организовали особую, действовавшую в секретном порядке сеть чиновников по надзору, куда в качестве осведоми­телей вербовались и местные жители. Из ежемесячных отчетов, направлявшихся узкому кругу офицеров надзорного отдела Главной ставки, следует, что карельское население Восточной Карелии находилось под постоянным наблюдением. Что же ка­сается ненационального населения, то, как представляется, ин­терес к нему высшего руководства появился лишь позднее. Пос­кольку материалов по этой теме, относящихся непосредственно к Яанислинне, немного, мы вынуждены рассматривать ее в более широком аспекте.

Ожидалось, что после времени советской власти среди насе­ления будет много положительно относящихся к финнам. Это представление отражалось, например, в предложенной штабом ВуВК в июле 1941 г. идее о привлечении национального населе­ния даже к решению задач обороны. Возможно, выбор времени проведения национального собрания карелов в д. Вокнаволок и принятие на нем декларации также представлялись в тот момент более целесообразными, чем впоследствии, когда стало известно дальнейшее развитие событий.

Эти оценки подлежали проверке по мере продвижения войск в глубь Карелии, так как поначалу в захваченных деревнях практически не имелось людей. Совсем безлюдным показался первым вошедшим в город солдатам и Петрозаводск. Это явле­ние можно было, разумеется, объяснить насильственной эвакуа­цией, но и среди оставшихся жителей проявления радости ока­зались скромнее, чем ожидалось. Если судить по письменным источникам, атмосфера «освобождения» находит отражение в основном, в статьях военных корреспондентов. Пребывание в районе военных действий представляло собой страшное ис­пытание для гражданского населения и означало, что в реша­ющий период боев, возможно, людям приходилось проводить время в холодном осеннем лесу, ожидая прекращения огня, а по возвращении обнаруживалось, что дом был разрушен или использовался захватчиками. Советская военная пропаганда, определенно, создала нелестный образ финнов, а у старшего поколения, которое имело личные воспоминания о действиях финнов во время Олонецкого похода[61], они совсем не обязатель­но были радужными. Войска занимались и самоуправством — в первые дни дисциплина была не на высоте, и вместо обещанного облегчения положения оно стало еще более невыносимым, чем прежде. С самого начала не хватало продуктов, свобода пе­редвижения ограничивалась, и военная полиция производила обыски в квартирах. Помимо своих трудностей на настроениях населения могли сказываться и беспокойство о судьбе родствен­ников по другую сторону фронта.

Правда, внешне ситуация казалась спокойной, так как насе­ление, относившееся к новой власти с недоверием, вело себя от­чужденно, не демонстрируя финнам свои сокровенные чувства. Правда, среди русского населения оккупационная политика вызывала сильное недовольство. Меньшие продуктовые пайки, переселения и заключение в концлагеря не могли ни у кого ос­тавить сомнений в том, что их считали людьми второго сорта. В лагерях велись подстрекательские разговоры, направленные против финнов, а сведения о ситуации с немецким наступлени­ем в конце 1941 г. пробудили надежду на возвращение советской власти и в Карелию.

Как отмечалось в документах, продолжение войны и недоста­ток продовольствия к весне оставили на настроениях горожан глубокий след и печать безысходности. Еще и весной 1942 г. они повсюду характеризовались как в целом нестабильные, но летом произошел поворот к лучшему. Хороший урожай вызвал чувс­тво удовлетворения и вообще было замечено, что простой народ подвергал критике условия своей жизни, в основном исходя из экономической ситуации. Правда, высокая смертность и слухи о предстоящем наступлении Красной Армии по-прежнему нега­тивно влияли на настроения. Устойчивость власти финнов вы­зывала сомнения, и люди вели себя очень замкнуто. О настрое­ниях среди ненационального населения сведений за 1942 г. нет, хотя они вряд ли изменились, по крайней мере, в лучшую сторо­ну на фоне продолжающейся дискриминации. Что же касается развития ситуации в концлагерях, то вряд ли мы сильно оши­бемся, если заключим, что настроения людей в них изменялись пропорционально кривой смертности. Вероятно, настроения бе­зысходности особенно проявлялись весной и летом 1942 г.

С точки зрения оккупантов, более точное представление о си­туации, касавшейся настроений людей, не имело большого зна­чения, но уже во второй половине 1942 г. пришлось привыкать к тому, что запланированные массовые переселения, если бы о них зашла речь, следовало отложить на неопределенное буду­щее. Ненациональное население появилось в отчетах надзорно­го отдела Главной ставки как отдельная группа в начале 1943 г.

В то время население Олонецкого округа, по данным инспек­торов, можно было разделить по их отношению к оккупации на три группы. В первую, небольшую по численности, входило в основном, национальное население деревень, находившихся в глубоком тылу, которое сделало выбор в пользу финнов. Вторая группа по-прежнему находилась на выжидательных позициях и поэтому отличалась осторожностью и замкнутостью в своем по­ведении. Третья группа, состоявшая, по большей части из русс­кого населения, надеялась на возвращение прежнего порядка. В концлагерях Яанислинны настроения характеризовались, без дальнейшего анализа, как удовлетворительные, хотя воспомина­ния о голодном годе вряд ли забылись.

Поражение немцев под Сталинградом в феврале 1943 г. вы­звало беспокойство у населения, относившегося к финнам ло­яльно. Что касается ситуации на северном участке фронта, то, например, в марте того же года циркулировали вредные, с точ­ки зрения властей, слухи о высадке англичан в Мурманске, о за­нятии Красной Армией Медвежьегорска и готовности финнов оставить всю Восточную Карелию. Весной настроения стабили­зировались, и отмеченное ранее благоприятное развитие на­строений среди национального населения продолжилось. Близ­кие отношения между местными жителями и финнами могли приводить и к заключению смешанных браков. В Яанислинне, где общения имелось достаточно, в 1943 г. было заключено 32 смешанных брака из 89 зарегистрированных в течение года. Представитель(-ница) местного населения был(-а) главным об­разом, если не всегда, из числа «родственных финнам». К об­щению с «ненационалами» власти относились неодобрительно, и во всей Восточной Карелии тогда же было зарегистрировано всего пять таких браков.

Отношение русских к оккупации, по крайней мере в начале 1943 г., было в основном отрицательным. Правда, они не выра­жали негативного отношения публично, что могло быть истол­ковано как подрывная деятельность и привести к заключению в концлагерь. С лета 1943 г. настроения этой категории населения стали улучшаться, очевидно, вследствие улучшения экономи­ческих условий, и в июле надзорный отдел Главной ставки оха­рактеризовал их как удовлетворительные. В обзоре отмечалось положительное влияние на заключенных более разнообразной пищи, открытия на территории концлагерей магазинов «Вако» и организации мастерских для тех, кто не мог работать за преде­лами лагерей.

События на фронтах осенью 1943 г. отразились и на Восточной Карелии. В начале 1944 г. отмечалось, что национальное население Олонецкой Карелии реагировало на новости о победе советских войск сильнее, чем любая другая группа населения. Беспокойство о будущем усиливалось и предположениями о том, что территорию Карелии теперь невозможно будет удерживать, у финнов спрашивали о том, как они намерены поступить с местными жителями, возьмут с собой или оставят русским. Люди опасались мести в отношении тех, кто сотрудничал финнами, и отношение к финнам опять стало более сдержанным. Провал попыток мирных переговоров[62] весной 1944 г. разрядил обстановку. В обзорах отмечалось, что люди старших возрастов вообще надеялись на сохранение власти финнов, а что касается молодежи, то многие полагали, что при прежней власти жизнь была лучше. В связи с успехами Красной Армии у русского населения росло чувство собственного достоинства, и наблюдавшееся ранее позитивное развитие настроений снова повернулось в противоположную сторону. Наблюдалось явное изменение сознания, что проявлялось, например, в сочинении антифинских песен.

В источниках очень мало внимания уделяется отношениям между различными национальными группами населения. Чем меньше между ними было контактов, тем было лучше для реализации целей оккупационной политики, и на это стремились воздействовать различными административными методами «Националов» и «ненационалов» в сельской местности не было, селились в одни и те же деревни, в Яанислинне же разде­ление реализовывалось в соответствии с возможностями. Соглас­но правилам внутреннего распорядка, узники концлагерей без особого разрешения не имели права контактировать с посторон­ними. Тем не менее ежедневные контакты все-таки имели место, например, во время работы, и понятно, что благосклонное отно­шение к «националам» могло вызывать зависть. Согласно указа­ниям, в просветительской (пропагандистской) работе следовало предотвращать смешанные браки, которые и так были относи­тельно немногочисленны, хотя, возможно, взаимная неприязнь к представителям другой группы имела и более давние корни.

1 5.2. ПРЕСТУПЛЕНИЯ И ПРАВОНАРУШЕНИЯ

Общественный правопорядок в городе в первые месяцы после захвата вызывал серьезную озабоченность в штабе Петрозаводс­кого района. Особенно много совершалось преступлений против собственности. В связи с тем, что организация судов и учрежде­ний исполнения наказаний задерживалась, было трудно влиять на развитие ситуации, и возникали опасения, что для местного населения действенность новой власти может оказаться под сом­нением. По мнению начальника штаба района, главную пробле­му представляли русские, особенно заключенные концлагерей, где слабые ограждения не могли предотвратить их выход за пре­делы территории лагерей. Детская и молодежная преступность также была обычным явлением.

Летом 1942 г. по мере стабилизации ситуации положение в этой сфере уже можно было считать удовлетворительным. Правда, за период с июля по декабрь 1942 г. общее количество зарегистрированных нарушений закона составило 1 554, что в три раза превышало показатели первого полугодия (497), но со­вершенно очевидно, что эта цифра отражала не рост собствен­но преступности, а увеличение эффективности в поддержании правопорядка. По мере поступления новых ресурсов контроль усилился и, возможно, сами жители в большей мере, чем прежде, стали по собственной инициативе обращаться с заявлениями к властям. В среднем за день регистрировалось около 10 заявлений о совершенных преступлениях, и в дальнейшем этот показатель существенно не изменился. Количество зарегистрированных преступлений за период с января по июнь 1944 г. (1746) было на 12% больше, чем во втором полугодии 1942 г., но и численность населения района увеличилась. Заслуженный Военным управ­лением авторитет показывает, кроме прочего, и то, что ни один служащий полиции не подвергся насилию за все время оккупа­ции. На это, разумеется, повлияла также и структура населения.

За 1942-1944 гг. властям стало известно о 7 075 преступлениях и правонарушениях. Сведения об их классификации имеются с июля 1942 г. Удельный вес преступлений против собственности колебался в пределах 27-32% в год, а случаев пьянства 19-21% в год. Остальная часть нарушений закона была, очевидно, пред­ставлена главным образом нарушениями различных распо­ряжений Военного управления. Так, в 1944 г. их удельный вес составил 92%. Что касается преступлений против личности, то известно, что во второй половине 1942 г. их было совершено око­ло 20. В январе-июне 1944 г. их количество почти удвоилось, что, возможно, объяснялось общей нервозностью, вызванной попыт­ками проведения мирных переговоров.

За период с 1942 по 1944 гг. по подозрению в совершении пре­ступлений и правонарушений полицией было задержано в общей сложности 2566 человек. Количество задержанных ежегодно увеличивалось, и в 1944 г. доля раскрываемости нарушений зако­на составляла 60-65%, что, по мнению начальника штаба Петро­заводского района, можно было считать удовлетворительным ре­зультатом. Самыми трудно раскрываемыми были преступления против собственности: совершившие их задерживались только в одном из 4-5 случаев. Согласно сведениям за вторую половину 1942 г. и первый квартал 1944 г., 69-76% всех преступивших закон были солдатами оккупационной армии или другими граждана­ми Финляндии. Из числа местных жителей, нарушивших закон в первом квартале 1944 г., доля «ненационалов» составляла 58% и «националов» — 42%, т. е. первых было заметно больше, чем их относительная доля в общей численности населения.

Пертти Элсинен в своей дипломной работе подробно рас­смотрел уровень преступности в различных районах Восточной Карелии (см. таблицу 13).

Основную группу составляли преступления против собствен­ности. Кроме того, кражи, совершенные несовершеннолетними мальчиками, постоянно представляли собой сложную проблему, так как из-за недостатка мест их невозможно было поместить в детдом, а «наказания не особенно влияли на их исправление». Отчасти такому поведению детей способствовали и действия финнов. До конца 1943 г. для ненациональных детей не было ор­ганизовано никакой деятельности, и они могли проводить время по своему усмотрению, пока родители находились на работе.

Как уже отмечалось ранее, пьянство не стало серьезной про­блемой среди местного населения, а случаи насилия были весь­ма редкими. Несколько больше было людей, участвовавших в деятельности, направленной против оккупантов. Эту тему мы рассмотрим более подробно в следующей части данной главы.