В трактатах даосов встречается множество иллюстраций того, как высочайшее мастерство проявляется практически на бессознательном уровне, и мы сами можем привести массу подобных иллюстраций и примеров на основе собственного опыта. Нельзя мастерски кататься на коньках или на велосипеде, пока не овладеешь необходимыми навыками сохранения равновесия тела, не думая при этом о нем. На более заумном разрезе, то есть с точки зрения знатока, в момент, когда он видит произведение искусства, у него незамедлительно появляется «ощущение» того, подлинное оно или нет. Он так поступает по многим причинам, подавляющее большинство которых он сможет проанализировать и объяснить, если только у него найдется свободное время. Но если его знания и опыт не позволяют ему немедленно ощутить, хорошо ли произведение или не очень, тогда он считается не настоящим знатоком.
Даосы придают особое значение таким подсознательным, интуитивным, стихийным элементам. Может показаться несомненным то, что большинство из нас проживает слишком большую часть своей жизни на сознательном уровне, постоянно испытывая беспокойство по поводу того, что делать, когда на самом деле тревожиться не о чем. Тут-то в нашем обществе появляется работа для многочисленной армии психиатров западного мира. Даосы обращают внимание на то, например, что пьяный человек при падении скорее останется невредимым, чем трезвый, потому что его тело не успевает напрячься.
Следовательно, путь человека должен лежать через безделье и покой. Автор «Лао-цзы» учит нас говорить как можно меньше; таков путь существования природы. Даже Небеса и Земля не могут заставить ливень или ураган продолжаться бесконечно долго. Дао, о котором можно вести беседу, оказывается совсем не настоящим Дао. Те, кто знают, не говорят, а те, кто говорят, ничего не знают.
Дальше читаем: «Перестань хранить верность вещам, к которым привязан, и ты освободишься от горя и тоски». «Если люди перестанут мудрствовать и отбросят умничанье, польза их возрастет во сто крат».
В «Чжуан-цзы» сказано так: «Люди древности в своих знаниях достигли предела. Чего же они достигли? Они знали, что изначально вещи не существуют, – вот предел, вот вся бездна смысла, и добавить к этому нечего. Те, кто шли за ними, считали, что вещи существуют, но нет границ между вещами. Те, кто шли потом, считали, что границы между вещами существуют, но никакая вещь не может быть «этим» или «тем». Противопоставление «этого» и «того» – вот причина затемнения Пути. А когда Пути нанесен ущерб, возникает любовная привязанность».
Согласно взглядам даосов, с которыми нам уже удалось познакомиться, осуждение ими войны выглядит вполне логичным делом. Оружие в трактате «Лао-цзы» названо дурным знамением («Разящий меч – это не то, что приносит счастье, всякая тварь его боится, и потому тот, кто обладает Дао, не надеется на него»), а боевые кони появляются на окраине Поднебесной, только когда правитель ее отступает от Дао. Точно такому же осуждению подвергается деспотичное правительство. Народ голодает потому, что его господа потребляют слишком много продовольствия, отобранного у подданного народа в виде поборов. Чем больше придумывается законов, тем больше становится воров и разбойников. Смертная казнь становится бесполезной. «Народ перестал бояться смерти. Какой прок тогда пугать его угрозами смертной казни?!» И даже если они боялись смертной казни, кому из смертных людей дано право принимать ужасные решения о судьбе себе подобных?
Такая точка зрения выглядит по сути своей архаической, да и в самом даосизме присутствует мощный элемент анархизма. «Я слышал о том, – говорится в «Чжуан-цзы» устами Учителя, – что Поднебесному миру нужно позволить быть таким, каков он есть, но не слышал о том, что миром нужно управлять». В приведенных ниже высказываниях из «Чжуан-цзы» посмотрите иллюстрации к такому отношению и ощутите наглядные примеры особого духа самой книги:
«Облачный Полководец помчался на восток и у дерева Фуяо повстречался с Хун Мыном, который прогуливался, подпрыгивая по-птичьи и похлопывая себя по бедрам. Завидев его, Облачный Полководец в смущении остановился и спросил почтительно:
– Кто вы такой? И что вы здесь делаете?
– Вот прогуливаюсь, – отвечал Хун Мын, продолжая прыгать и хлопать себя.
– Позвольте задать вам вопрос, – сказал Облачный Полководец.
– Ого! – ответил, взглянув на Облачного Полководца, Хун Мын.
– В небесных парах нет согласия, в земных испарениях – застой, шесть видов энергии вышли из равновесия, в смене времен года нет порядка. Что мне делать, если я желаю упорядочить все силы вселенной, дабы помочь росту всего живого?
– Не знаю, не знаю, – ответил Хун Мын, все так же подпрыгивая и тряся головой.
Облачный Полководец не посмел спрашивать далее. Прошло три года. Странствуя на востоке и пролетая над сунской равниной, Облачный Полководец снова заметил Хун Мына и радостно поспешил к нему со словами:
– О, равный Небу, вы не забыли меня?
Засим он дважды отвесил земной поклон и уже хотел задать Хун Мыну вопрос, но тот сказал:
– Что я могу знать? Странствую, не зная зачем. Мчусь, не ведая куда. Скитаюсь привольно, вглядываясь лишь в сущностное. Что же я могу знать?
– Я тоже думаю о себе, что скитаюсь привольно, – сказал Облачный Полководец. – Но люди следуют за мной повсюду, и я ничего не могу с ними поделать. Теперь же, как принято у людей, хочу услышать от вас хотя бы одно слово.
Тут Хун Мын сказал: