В старину люди знали, что жизнь даруется без предварительного предупреждения, и точно так же внезапно мы ее лишаемся. В те времена люди следовали своим естественным наклонностям и давали волю всем своим телесным потребностям. Им неизвестна была тяга к земной славе. Они шли по жизни, следуя естественным побуждениям и получая от нее удовольствие. Раз уж их не заботила слава после смерти, люди в старину стояли выше людского закона. Их совсем не заботили такие категории, как слава и похвала, придут ли они раньше или позже, продлится ли их жизнь дольше или скоро закончится».
Ян Чу сказал: «При жизни все твари отличаются, и только смерть всех их уравнивает. При жизни они демонстрируют мудрость или глупость, благородство или низость; в смерти все они одинаково смердят, гниют, разлагаются и пропадают с лица земли… Таким манером несметное число вещей выглядят одинаковыми при рождении, а после смерти снова становятся одинаковыми. Все они одинаково мудры, одинаково глупы, одинаково благородны и одинаково низки. Кто-то проживает 10 лет, другой – 100, но все они неизбежно умирают. Добродетельный мудрец после смерти выглядит точно так же, как скончавшийся порочный деревенский дурачок. При жизни они числились [мудрыми царями] Яо и Шунем; а после смерти превратились в разложившуюся плоть на костях. При жизни они числились [жестокими тиранами] Цзе и Чжоу; после смерти точно так же превратились в разложившуюся плоть на костях. И гнилые кости все похожи; кто попытается отличить их? Так что давайте использовать каждый момент нашей жизни с наибольшей отдачей. У нас нет времени переживать о том, что ждет нас после смерти».
В таких умозаключениях отсутствует что-то новое; что-то подобное с большой долей вероятности можно отыскать в литературных памятниках любого народа. В конечном счете они сводятся к тому, что человек приходит в мир, который создал не он, и ему не дано его до конца понять. При жизни поступки человека сковываются возложенными на него обязанностями, и к тому же его преследуют всевозможные страхи, поэтому человек превращает свою жизнь в еще большую муку, когда требует от себя и своего рассудка достижений, на которые он в силу их природы не способен. Судья Оливер Уэнделл Холмс в письме другу поделился некоторыми наблюдениями, весьма сходными с умозаключениями Ян Чу, завершающимися следующим выводом: «Хотелось бы знать, можно ли считать в глобальном плане человеческую мысль важнее его нутра?»
Конструктивные предписания приверженцев такой философии по большому счету заключаются в том, чтобы воспринимать нашу жизнь такой, какая она есть, без особых волнений по ее поводу, всячески избегать капканов в виде высоких устремлений. Вполне достаточно просто радоваться жизни и по мере возможности наслаждаться каждым дарованным днем. Кто-то возразит в том плане, что философия должна выглядеть возвышенной; но, во всяком случае, нашему варианту не откажешь в последовательности, и овладение ею в известной степени способствует предотвращению язвы желудка.
Философия Ян Чу представляет большой интерес, и она совпадает по смыслу с даосизмом. Однако в ней отсутствует один критерий даосизма, и его можно назвать самым важным его критерием.
Прежде чем обращаться к даосизму как таковому, нам предстоит решить проблему того, как узнать что-либо достоверное или определенное о раннем даосизме. Задача нам достается совсем не из легких. Предмет рассмотрения считается предельно сложным, ведь над ним давно и иногда жестоко бились лучшие умы человечества. В целом никто не подвергает сомнению тот факт, что древнейшими трудами даосов следует считать трактаты «Лао-цзы» и «Чжуан-цзы». На этом всеобщее согласие ученых по большому счету заканчивается.
По традиции принято считать, что трактат «Лао-цзы» написал мудрец по имени Лао-цзы. Это имя можно перевести с китайского языка как «старый наставник». Лао-цзы считается современником Конфуция возрастом несколько постарше, и он якобы служил хранителем архивов в столице своего царства. Считается, что Конфуций с ним познакомился именно там, а описание данного важного события выглядит откровенным вымыслом летописца.
Очень немногие из наиболее взыскательных ученых верят в то, что Лао-цзы, если такой человек существовал вообще, жил во времена Конфуция. Доказательств в опровержение такого представления накопилось больше чем достаточно. Ни в одной книге, кроме тех, что появились гораздо позже, упоминаний о Лао-цзы не встречается. Автор книги «Лао-цзы» постоянно отправляет нас к воззрениям, неизвестным во времена Конфуция, зато приобретшим актуальность значительно позже лет его жизни. Многочисленные ученые пытались утверждать, будто Лао-цзы жил где-то несколько позже Конфуция; но совершенно определенно можно утверждать, что ни он, ни любой другой человек не мог в одиночку написать весь трактат под названием «Лао-цзы». Поэтому нам следует покончить с поиском конкретного человека, если такой человек все-таки жил когда-то и носил имя Лао-цзы, и просто объявить проблему бессмысленной. Вместо этого займемся самой книгой.
Трактат «Лао-цзы» к тому же известен под названием «Дао Дэ Цзин», которое можно перевести с китайского языка как «Книга пути и достоинства». Она представляет собой небольшой трактат, состоящий из приблизительно пяти тысяч иероглифов. Эта книга представляет большой интерес и историческую важность. Ее изучение вызывает большую трудность, так как она написана в лаконичном стиле, а ее текст зачастую выглядит преднамеренно туманным. Она подверглась многочисленным попыткам перевода на понятный язык; и, если сравнивать различные его варианты, иногда создается такое впечатление, что переводы разных авторов делались совсем с других текстов. Иногда данная книга вызывает огромное раздражение, так как в ее разных разделах приводятся различающиеся и даже диаметрально противоположные догмы. Ученые обратили внимание на то, что различные разделы труда написаны в разном стиле, разной рифмой с применением тех же самых иероглифов и отличаются грамматическими приемами. Очевидно, что перед нами составной труд, разделы которого написаны несколькими авторами. Ему присваивались различные времена написания, начиная от традиционного представления о том, что его составили еще во времена Конфуция, и до предположения о том, что его разделы собрали воедино уже во II столетии до н. э. Ваш автор лично полагает так, что «Дао Дэ Цзин» мог появиться на свет еще до наступления IV столетия до н. э.
Когда мы обращаем свой взор к человеку по имени Чжуан-цзы или «Наставник Чжуан», появляется явное ощущение приобретения более-менее надежной почвы под ногами. Ходят слухи, что он родился в местечке на территории Центрального Китая там, где теперь находится провинция Хэнань, и там он занимал должность мелкого чиновника. Предполагается, что умер он вскоре после наступления 300 года до н. э. О его жизни нам известно совсем мало, разве что кое-какие сомнительные веселые эпизоды. В книге «Чжуан-цзы» говорится, что правитель великого южного царства Чу прислал к Чжуан-цзы курьеров с ценными дарами, чтобы убедить его занять пост его главного министра, но принять дары или приглашение Чжуан-цзы отказался.
Когда обращаешься от Чжуан-цзы-человека к книге под названием «Чжуан-цзы», обязательно возникает большое недоумение. Подавляющее большинство ученых однозначно считает, что Чжуан-цзы был не единственным автором данного труда, но при этом у них отсутствует какое-либо согласие по поводу того, какой раздел написал он сам, а какой – его соавторы. Кое-кто из ученых усматривает несколько авторов даже в пределах отдельных глав. Здесь, как и в случае с Лао-цзы, нас ждут китаисты с непримиримыми точками зрения. Ряд ученых полагает, что нынешний текст мог приобрести свой современный вид не раньше II века до н. э.
При таком раскладе теряется смысл в том, чтобы приписывать человеку по имени Лао-цзы или Чжуан-цзы те или иные высказывания, так как представляется практически невозможным с достаточной уверенностью утверждать, будто какое-то конкретное высказывание принадлежит одному из этих мудрецов. Проще всего сказать, что все эти высказывания приводятся в трактате «Лао-цзы» или «Чжуан-цзы».
Самым первым догматом даосов, представленным нам в «Чжуан-цзы» и «Лао-цзы», оказывается все тот же самый вызывающий у нас разочарование, чтобы не сказать отвращение, догмат, посвященный человеческой жизни, какой она изначально представлялась в мыслях Ян Чу. В «Чжуан-цзы» можно прочесть следующее: «Разве не прискорбно трудиться всю свою жизнь, но так и не увидеть результата своего труда, полностью износиться тяжким трудом, но не иметь понятия, куда этот труд тебя ведет? Кто-то говорит: «Это еще не смерть», но что из всего этого хорошего? Разве не печально, когда плоть разлагается, и за нею уходит рассудок?»
Такие пессимистические высказывания, однако, встречаются не очень часто. Ведь даосы обнаружили естество, удивились ему и почувствовали очарование им. В «Чжуан-цзы» находим такие вот вопросы:
«Вращаются ли Небеса? Стоит ли на месте наша Земля? Спорят ли солнце и луна за свое положение на небосклоне? И кто управляет этим постоянным перемещением? Существует ли некое механическое устройство, обеспечивающее их непроизвольный ход в пространстве? Или они просто продолжают вращение в силу собственной их инерции?
Можно ли сказать, что дождь приносят? Или облака образуются из-за дождя? Что обеспечивает его такое обильное выпадение? Кто же это там на досуге посвящает себя с таким вот самозабвенным ликованием всему происходящему вокруг нас?»
Наблюдая явления природы глазами восхищенного ребенка, даосы обнаружили для себя, что «любая ее панорама прекрасна, и один только человек мерзок». Решив, что мир людей вызывает у них отвращение, даосы призвали его покинуть. Таким манером получилось, что среди персонажей, фигурирующих в литературных произведениях даосов, многие оказываются отшельниками, рыбаками или земледельцами, жившими обособленно от остальных людей и ведущими прямое общение с природой.
В размышлениях, приписываемых Ян Чу в «Ле-цзы», большое внимание уделено рассуждениям о смерти. Поиск пути продления земной жизни и даже обретения бессмертия занял видное место в истории даосизма, а изыскания в сфере изобретения эликсира жизни потребовали бурного развития даосской алхимии. Тут со всей очевидностью поднимается некий вопрос, однако сыграла ли жажда бессмертия свою роль в высшей фазе ранней даосской философии?
В любом случае здесь просматривается еще одна весьма самостоятельная тенденция. Носители данного способа даосского философского мышления признают неотвратимость смерти для каждого человека, а вот когда человек умирает, его сознание, его насущное вездесущее «я», исчезает в тот же момент. Так что же из того? Сознание у даосов в любом случае признается страданием и злом. Изменится ли мироздание, когда в нем не останется ни одного «я»? Ничуть не бывало!
В трактате «Чжуан-цзы» находим такое вот объяснение: «Вселенная представляет собой единство всех вещей. Если кто-то признает свое тождество с этим единством, тогда органы его тела значат для него не больше, чем то же самое количество грязи, а смерть и жизнь, конец и начало, нарушают его покой не больше, чем смена дня и ночи». Согласно канону, изложенному в «Лао-цзы», настоящее долголетие заключается в том факте, что «после смерти человек не исчезает» из мироздания.