– Э, не! Идем все вместе. А то господин офицер может и сбежать.
Как только Александр вышел из хаты, настроение его мгновенно испортилось. От вчерашнего солнечного дня не осталось и следа. Небо заволокло низкими серыми тучами. Солнце вообще не было видно. Только там, где оно находилось, тучи были немного светлее.
«Приехали. И что теперь делать? – весь план, придуманный им накануне, рушился, летел в тартарары. – Ну, да. Хочешь рассмешить Бога. Поделись с ним своими планами».
– Барин, а затмение как? – неуверенно, кивнув головой куда-то вверх, спросил Герасим, когда мужчины закончили с нехитрой физиологической процедурой.
Александру аж сжал кулаки. Так захотелось вновь заехать ему в глаз.
– Будет тебе затмение! – гаркнул он. – Жрать лучше готовь!
Герасим испуганно метнулся в хату. За ним с каменным лицом последовал офицер.
«Сейчас около девяти утра. До затмения около полутора часов. Может развиднеется? – Чернышев с надеждой окинул взглядом небо. Но тучи стояли не шелохнувшись. – Умеешь, ты, Господи, обламывать», – вздохнув, Александр последовал в хату вслед за своими пленными-коллегами.
Судя по припасам еды, Прохор со своей шайкой жил припеваючи. Примерно через час, благодаря усилиям Герасима, на столе аппетитно дымилась вареная картошка, в отдельной большой миске внушительной горкой возвышалась квашеная капуста. Рядом, в миске поменьше, лежали моченые огурцы. В центре стола высились, лоснясь от жира, кольца колбасы. Рядом пыхтел самовар, прикрывая собой горку бубликов, которую подпирала плошка с медом.
Александр уже привык, что перед тем, как сесть за стол русские люди в восемнадцатом веке обязательно молились. Поэтому широко перекрестившись на иконы, он тихо повторял за Герасимом: «Отче наш! Ижи еси на небесах! Да святится имя твое…».
Завтрак прошел в полном молчании. Герасим был напуган взрывом недовольства своего нового барина, Половцев затаился, выжидая чем эта ситуация для него закончится. А Александр был раздосадован, что непогода спутала все его планы. В его голове будто вел отсчет хронометр.
«До затмения осталось минут пятнадцать-двадцать. Ну, пусть солнца не будет видно. Но потемнеть-то по любому должно. Ладно, будем сражаться до конца. Дадим спектакль. Надо сорвать аплодисменты!»
– Все, выходим! – приказал Чернышев.
Офицер поднялся сразу. Герасим торопливо, обжигая губы, просто вылил в себя чай с блюдечка, широко куснул бублик, схватил другой и поднялся вслед за Половцевым.
На небе все также мрачными глыбами висели тучи.
«Твою мать», – про себя ругнулся Александр.
– Станьте вот здесь, у стены, – приказал он.
Плана представление у него не было. Бывший студент надеялся на импровизацию. Он повернулся лицом в сторону, где должно быть солнце, краем глаза присматривая за своими «зрителями». Повесив автомат на грудь, он медленно поднял руки вверх в приветственном жесте.
Прошла минута, другая. Темные тучи все также висели над головой Александра, как непробиваемая стена.
Чернышев медленно опустился сначала на одно колено, потом на другое. Теперь поднятые вверх руки казались просящим жестом. Минуты падали с ненавистных туч и исчезали бесследно. «Минуты три осталось, не больше», – Чернышев закрыл глаза, представляя, как в черной бездне Космоса с огромной скоростью вокруг Земли несется Луна. А впереди, точно по курсу пылает огромный шар Солнца. Еще минута, еще последняя тысяча километров и три небесных светила выстроятся в одну линию и черная тень начнет наползать на Солнце.