Понурый рыцарь не желал лишний раз болтать с феей, потому Илия поспешил с решением, чтобы Джорна не потребовала его от Тристана.
– Неподалеку были крупные месторождения малахита, из которого делали и ювелирные украшения, и посуду, и даже мебель при дворе. Трон Эльфреда высечен целиком из малахита. А! Еще король вел очень скромную жизнь, несмотря на титул. Все драгоценные камни он использовал для торговли, чтобы новорожденный Эскалот процветал. И он сказал, что даже корону и перстни стоит украсить малахитом, потому что этот камень роднит его с землями, которыми он правит, и напоминает о лесах, в которых он вырос.
Джорна довольно кивнула, словно учительница, выслушавшая ответ у доски.
– Все верно говоришь, преемник. А еще тот малахит, добываемый в землях Эльфреда, омывали в горных водах, которые ныне заключены в Ворклом озере. Камень впитал в себя волшебство тех вод и помогает творить чудо.
Илия взглянул на Тристана и спросил:
– Могу ли я добыть такой камень для адъютанта?
– А зачем твоему адъютанту камень? – спросила Джорна с насмешкой. – Да чего переполошился? Я лучше тебя знаю о его природе. И можешь мне поверить, ему камень ни к чему по двум причинам. Во-первых, однажды этот рыцарь уже испил ворклых вод. А во‐вторых, дело в его родителях, а точнее в матери.
Она выжидающе посмотрела на Тристана, и по его лицу пробежала тень. Если бы у выражения лица были звуки, его нынешнее зазвучало бы, как небрежный перебор задетых струн арфы, – так печален и потерян был его вид. Тристан не выдержал и произнес:
– Расскажите о них. Прошу.
– Занятно… В прошлый наш разговор ты меня о них не допытывал. И я лучше тебя знаю, в чем резон. Ты мечтал и лелеял мечту. Ты легко отказался от прошлого, разменяв одну тряпицу на другую, – она указала взглядом на нарукавную повязку. – Юбку матери на рукав возлюбленной… Больно признать, но ты лучший рыцарь из всех, что мне знакомы. Хорошо, Тристан, я расскажу тебе все, что знаю о твоих родителях. Твоего отца звали Оливье Трувер, он был сыном известного кукольника. Твой дед Бартеломью был благородным человеком, как многие феи, но оставил сытую дворянскую жизнь и создал передвижной цирк. Твоя бабка по отцу, очевидно, была смертной женщиной, мне отнюдь не знакомой, поэтому дар Оливье унаследовал от Барте. Оливье тоже умел оживлять театральных кукол. К бродячим артистам прибилась девушка, сбежавшая из дома, по имени Розина. И эта маленькая любопытная девчонка улизнула из Трините – все ей в покое не сиделось, егозе. Последняя война, а вернее ее начало, произросшее из гражданских волнений, застала твою семью в дороге. Бартеломью не мог себе позволить оставаться в стороне и отправился на фронт. Он привез в Трините Оливье и Розину. Они росли в безопасности, как все прочие феи долины. В Трините зародилась и проросла их любовь, они поженились. Оливье ждал отца несколько лет, ведь тот обещал вернуться за ним. Но война закончилась, а Бартеломью не пришел. Оливье постоянно сбегал к людям – то в Пальер-де-Клев, то дальше в города. Клялся, что взял с рыцарей слово никому не рассказывать о себе, хотя своей природы им не раскрывал. Осторожничал поначалу. Он не мог выносить замкнутого общества фей, рвался в большой мир. Розина хотела свободы не меньше. Поэтому даже не знаю, кто кого уговорил покинуть Трините, но они сообщили о своем уходе, когда Розина уже носила тебя под сердцем. Мы не получили известие об их смерти, только одна из фей, что чувствует чудеса во всем мире, сказала, что их больше нет. А когда Ронсенваль прибежала ко мне, счастливая, и начала судорожно рассказывать, что встретила юношу, пальерского послушника, который умеет оживлять кукол, тут-то я все и поняла. Я предложила тебе остаться с нами в Трините, вместе с Ронсенваль, но и без дара предвидения ясно, что ты весь в родителей. Ты не усидел бы в замке, сорвался бы так же, как и они.
Едва она умолкла, из Тристана фонтаном полились вопросы:
– Вы знаете, отчего они погибли? Почему они связались с агнологами? На кого из них я похож?
Илия подумал, что он носит эти вопросы в себе всю жизнь, и сам умоляюще посмотрел на Джорну. Пусть она сжалится и расскажет все, что ведает.
– Ты – почти что копия отца, только бледный и тощий, как мать. И кровь Розины сгладила острые черты Труверов. Они и сами, что резные куклы со своими длинными носами, широкими ртами, выразительными лбами и подбородками, кудрявые и долговязые. Мать тебя украсила, – оценила Джорна, приглядываясь ко всем тонкостям, что описывала. – Что же до агнологов – я сразу скажу, что не знаю. Думаю, в одну из отлучек Оливье в нем узнали сына лучшего кукольника, директора цирка чудес, и вцепились в него зубами. По крайней мере, он знал, куда им идти и чем заниматься в Эскалоте. И я говорю не о поместье Труверов и том заброшенном хозяйстве, что оставил Бартеломью. Об их смерти, я уже сказала, ничего не знаю. Не имею даже подозрений. Это прошлое, а я в него не смотрю.
В разговоре повисла пауза, вовсе не тяготящая его участников. Напротив, каждый обдумывал сказанное. В этот вечер было больше слов, чем за весь последний фронтовой месяц. В Гормовой долине продолжалась своя жизнь, даже если не брать в расчет незаметный Трините. Роились насекомые, полевые грызуны нет-нет да сновали между норами, стаи птиц возвращались в гнезда. Илия иногда вскидывал голову, провожая очередной клин журавлей или грачей, летящих на север. Как хорошо, что не одному ему нужно в этот нелюдимый пугающий край. Там стыло, но должно быть, сухо из-за ветров. Военно-полевая форма не высыхала за день. Исподнее тоже всегда было неуютно-влажным, даже если выдавался привал в солнечный день, и вещи случалось просушить. От прелой ткани болело все тело – и натертая швами кожа и уставшие от влаги и холода кости. Последний раз Илия смотрелся в маленькое зеркало общего лагерного умывальника в день перед выходом в поход. Его фотографировали, и он пытался привести себя в подобающий королевскому преемнику вид. С тех пор он изрядно испачкался, зарос пушком, который самонадеянно называл щетиной, и единственное отражение своего состояния мог разглядеть только в Тристане, который претерпевал все то же, что и он. Значит, был с ним в одной поре. Впрочем, чопорную Джорну с ее идеальным пучком седых волос и черным сдержанным убранством их облик ничуть не смущал. Или же ей доставало вежливости скрывать свое недовольство.
– Какой дар был у моей матери? – неожиданно подал голос Тристан, отчего Илия, совсем погрязший в своих наблюдениях, встрепенулся.
– Наконец ты задаешь верные вопросы, – довольно сказала Джорна. – Твоя мать, безусловно, имела особый талант, как всякая фея. В одну из наших прошлых встреч я обмолвилась о том, кто такие феи по своей сути. Но повторю для преемника. Рассвет фей пришелся на эпоху Малахитового двора, после этого мы остались жить в обществе людей. Все феи с рождения одарены способностями, недоступными простому человеку. Эти дары помогли большинству фей сделать карьеру и добиться высот. Почти все из нас имеют прославленные дворянские фамилии. Были века, когда феи процветали, были времена, когда нас притесняли. Но страшное случилось полтора столетия назад. Дело даже не в техническом прогрессе, а в совершенно новом обществе, где ни нам, ни нашим чудесам не нашлось места. Ваши ученые мужи решили, что упадок старой аристократии начался из-за экономических проблем, но это лишь полуправда. Все феи отправились в Исход – в уединения и в Трините, который мы отстроили и укрепили всеми своими силами. Впрочем, некоторые феи изволили остаться среди людей. Кто-то скрывался, кто-то сорил своими чудесами, кто-то пытался изучать их вместе с агнологами и их методами. Но все оказалось непросто: мы разделились на две разные культуры и взрастили наши дары в разных мирах. Тепличные условия благоприятны, но растения в них капризны. Уже больше семидесяти лет в Трините не рождаются дети с прикладными талантами. Все наши умения носят ментальный характер, направлены на сознание, на чувства, на человека, но не на мир вокруг. Мы не можем творить, только познавать. У нас множество прорицателей, сновидцев, чтецов мыслей, создателей иллюзий и многих подобных, но ни одного творца. Поэтому, когда твоя мать привела Оливье в долину, мы были полны надежд, что у нас снова начнут появляться ремесленники. Но правда в том, что такие мастера не рождаются в закрытой общине. Их дару нужен материал извне и цель – отдать природе больше, чем взяли. Я бы хотела, чтобы ты тогда ушел с нами, Тристан, по многим причинам. Но все пустое. Тебе нужен этот мир, а ты – ему, – Джорна озвучила последнюю мысль, как откровение, пришедшее ей только что, потому она задумалась. – Твоя мать: я помню. У нее был слабый, неразвитый талант вдохновительницы. Ее побег мне тоже понятен: как ей исполнить свое предназначение, если среди нас не нашлось ни одного творца? Ничуть не странно, что они с твоим отцом подошли друг другу. Их таланты расцветали рядом. Но тебе нужно узнать кое-что еще о генетике. Вы не устали? Я вас не уморила? Нет? Что ж. В последние годы мы много изучали вопрос наследственности. Фее всегда передается дар по одной линии. Чаще всего доминантным выступает ген ремесленника, поэтому тебе досталось умение оживлять кукол. И в каждом новом наследнике талант развивается по-своему: твой дед был кукольным мастером, твой отец – кукловодом. Казалось бы, все предопределено и понятно. Но если оба родителя феи, то дитя получает и побочный талант второго родителя. Он не может его развить в должной мере и использовать самостоятельно, неприменимо к первому дару. Вот хороший пример: жил пять веков назад Освальдо Соле – известный дрессировщик чудесных зверей. Он привел к королевскому двору единорога, говорящего кота и даже сопровождал короля со свитой смотреть на грифонов. Его отец был великолепным матадором, а мать – видящей тайную жизнь. Он мог разглядеть мифических животных и приручить их. К сожалению, его ветвь оборвалась, поэтому мы больше не можем искать и приводить в Трините таких существ. Мы даже не знаем, остались ли они еще на свете, кроме тех, что опекаются долиной. Что же до тебя…
Она глядела на рыцаря во все глаза, а он безо всякого смущения пялился в ответ. Возможно, он осознавал многие процессы, творившиеся с ним и пугающие его ранее. Илия не встревал в немую дуэль фей – их дела были совсем ему неясны. Он хотел осыпать Тристана вопросами, но сейчас это было бы не вовремя.
– Я понимаю, о чем вы. Иногда во мне просыпается чувство, будто я знаю наперед, что у меня получится сотворить то, чего я никогда не делал. И то, чего никто еще не делал, – он многозначительно посмотрел на Илию. Тот понимал, что Тристан говорил о танке. – Выходит, что я… вдохновенный кукловод. И это то, что нужно избранному королю в Великой войне?
– Вдохновенный кукловод – это тот, кто нужен любому государю в любой войне, – заключила Джорна, но тут же вспомнила еще нечто важное. – Речь не только о тебе, но и о преемнике. Илия, – она впервые обратилась к нему по имени, – ты готов потерять все?