Раньше он и подумать не мог, что Тристан носит в себе столько чувств. Послышался всхлип, и рыцарь извинился за простуженность.

– Я буду держать клятву, не беспокойся.

– Я спросил тебя не о клятве, – строго призвал к ответу Илия.

Он почти оскорбился его ответом.

– Знаю, что служба избранному королю в Великой войне – мое предназначение. Но оно не означает смысл. Я только эти слова себе и повторяю, когда уже сил встать нет. Я знаю, что мне делать, я не знаю, зачем мне это нужно. Ронсенваль научила меня задавать вопрос, чего я желаю, а не что должен.

– Хорошее умение, – оценил Илия, но мучения Тристана легли теперь к нему в ладони, и он смотрел на них, не в силах выбросить. – Когда мы вернулись домой и я подарил тебе пояс, заказанный к твоей присяге, я думал, что одарил тебя и смыслом. Оказалось, я дал тебе не более чем миссию длиною в рыцарскую жизнь. И мне ужасно и грустно – оттого, что не могу поделиться тем, что имею в избытке. Я очень хочу жить: сейчас, и после горы, и после войны, и как можно дольше.

Оба умолкли, не имея поводов продолжить разговор. Туман рассеялся, и ясное небо замерцало созвездиями над их головами. Не разбрасываясь словами, парни пошли на боковую. Илия переживал, что перебил сон ночным променадом, но почти почувствовал чужое легкое прикосновение пальцев на своих веках. И все же спать пришлось недолго. Снаружи палатки послышался шум, какой бывает, когда кто-то возится в лагере. Илия подскочил на месте и тихо достал кортик, второй рукой похлопав адъютанта по ноге. Тристан проснулся быстро и мгновенно оценил ситуацию. Его рука потянулась к мечу. Илия дал знак не шуметь – на его беду, вход находился за его спиной.

– Не хватайся за оружие, пальер. Оденься и выйди меня приветствовать, – послышался властный женский голос.

– Джорна! – признал Тристан и мгновенно пополз к выходу.

Илия тоже выбрался из палатки и увидел статную женщину преклонных лет, облаченную в черные одежды. Она сидела на резном, непонятно откуда взявшемся стуле, а ее правая рука покоилась на рукояти трости. Элегантная леди надменно наблюдала, как двое ребят у нее на глазах поспешно приводят себя в порядок и обуваются. Илия не сводил со старухи глаз, в то время как Тристан свои прятал, отводил к шуршащей траве, к звездной сокровищнице в небе, к заплетающимся пальцам на латунной литой пряжке ремня. Когда они оба почти синхронно одернули полы кителей, Джорна деловито скрестила пальцы – не то ждала, не то выжидала. Тристан, прокашлявшись, произнес:

– Мадам, позвольте представить вам Его Чистосердечность лорда-преемника Илию Гавела, старшего лейтенанта армии Его Величества Норманна II, – отчеканил он, а после откашлялся. – Господин, перед вами Мэб Джорна, старшая леди Трините, провидица, о которой я вам рассказывал.

Уголок губ Джорны надменно приподнялся. Она заговорила:

– Удильщик расщедрился на древний титул? Забавно. И как к тебе будут обращаться, когда ты взойдешь на трон: Ваша Истинность?

– Мне еще не довелось подумать о тонкостях придворного этикета, – сдержанно ответил Илия, не ведясь на ее провокации. – Рад встрече, мадам, хотя и столь неожиданной. Я не готовился к аудиенции.

– Не стоит говорить со мной так, словно это я у тебя в гостях, преемник, – Джорна не унималась, ее жажда распознать в Илии героя своих предсказаний была явной. – Ты в моей вотчине. Пусть на ваших картах она и не значится, но это исключительно твоя проблема.

– И позвольте выразить вам благодарность за право находиться здесь, меня заверили, что в этом месте мне ничего не угрожает.

Джорна засмеялась, прикрывая нос кистью руки. Ее жесты были изящны, словно перед ними сидела балерина в отставке. В унисон ей зазвучал и смех звонкий, девчачий – его пронес по полю ветер. Илия едва сдержался, чтобы не обернуться ему вслед.

– Интересно, кто? – она насмешливо взглянула на Тристана. – Впрочем, вопреки нашему с Тристаном прошлому он оказался прав. Трините и Гормова долина охотно примут будущего короля Эскалота, но вовсе не преемника Удильщика, а наследника мысли и намерения Эльфреда Великого.

Ребята резко переглянулись: слух обоих резануло слово, которое обыкновенно использовал Тристан, описывая память Ронсенваль.

– Вы сказали «мысли и намерения», мадам, – начал Илия.