Илия не знал, с чего сам решил, что перед ним самец странного существа, но жеребец лакал молоко из железной походной посуды и даже позволял к себе прикасаться. Когда Илия погладил его по носу, зверь слегка переполошился, но лакомство манило его больше, чем настораживала человеческая рука у своего рога. Когда жеребец совсем свыкся с обществом Илии, он даже обнаглел – принялся кусать и жевать его отросшие кудри. Он так увлекался иной раз, что его сложно было отогнать. Илия улыбался и трепал гриву за длинным ухом: «Приручил на свою голову! Да сдались тебе мои волосы?» В ответ прозвучал девичий смех и голос протянул: «Ха, он думает, они из меда! Ой!» Илия повернулся на звук, но увидел только спину удаляющейся девушки в алом платье – почти в тон ее рыжим волосам. И сразу после почувствовал тяжесть своего тела, рухнувшего в мягкие травы.

Илия проснулся неожиданно для себя. На удивление он спал в палатке и совсем один. Тристана рядом не было. Илия выбрался из палатки и огляделся. Он нашел рыцаря сидящим на холме. Тот подтянул колени к груди и обхватил их, а голову опустил на руки. Если бы Илия не знал его хорошо, решил бы, что Тристан молится, как дикарь. Напротив расположился куст – пышный и убранный зеленой листвой. Илия положил руку на пальерскую нашивку и слегка потормошил.

– Шел бы ты спать. Неизвестно, когда еще отдохнем, – позвал он адъютанта.

– Не беспокойся обо мне. Я еще посижу.

Илия обернулся к соблазнительно удобной палатке, мягкой перине из трав и заставил себя отказаться от этих мирских радостей. Не мог он его бросить с тем грузом, который смиренный рыцарь тащил в одиночку.

– Ты хочешь поговорить?

Тристан промолчал. Это означало «да», но ему было неловко навязывать разговоры. Илия спросил, может ли он присесть рядом, и Тристан вновь промолчал.

– Она похоронена здесь, – Тристан кивнул на куст ежевики, когда Илия примостился по соседству.

– Безлюдное место. Что сказали ее родные?

– Не безлюдное. У нас за спиной Трините. Замок невидим для всех, кроме его обитателей, – пояснил Тристан, когда Илия обернулся посмотреть в чистый горизонт.

Илия все еще всматривался в дымку ночного тумана, надеясь найти там очертания стен и башен.

– Ты тоже его не видишь?

– Не вижу, – отозвался Тристан и грустно вздохнул. – Я никогда там не бывал, но знаю, что мои родители одно время жили здесь, как и Ронсенваль.

– Вот оно что! – Илия хлопнул себя по лбу. – Твои родители были из фей! Погоди, выходит, ты тоже… Ты рыцарь и?.. О.

Тристану показалось, что Илия издал нервный смешок, он и сам мимолетно улыбнулся этой абсурдной мысли.

– Не задумывался о самоопределении в таком ключе, – он с иронией обошел нелюбимую тему. – Я просто знаю, что в долине, у ее холма, нам ничего не грозит. Но сон не дается, поэтому я здесь. Она тоже гневается, что я не высплюсь.

Ветер трепал их волосы, и Илия заметил, что Тристан подставил дуновению лицо. Оказалось, он силился не пролить выступившую на ресницах влагу – даже не слезы, для этого капли были слишком маленькими. Илия бы поддержал друга и сказал, что такие за слезы не считаются. Тристан смущенно стер их большим и указательным пальцами, а потом спросил тихо, едва ли перебивая шелест листвы:

– Как это вынести? Я не могу думать о грядущем, не могу смотреть ни на гору Раската, ни дальше. Ты опасаешься поражения и того, что может тебе принести победа. А я не могу помыслить о будущем, в котором меня не ждет Ронсенваль.

Его лицо исказилось от боли, как если бы его незаживающую рану разбередили. Но Тристан тут же скрыл гримасу рукавом шинели, приняв ту же позу, в которой его нашел Илия.

– Неужели ты совсем не видишь в жизни смысла? – в ужасе спросил он рыцаря.