Папа решил, что нам следует проинформировать родственников, и вызвался позвонить большинству из них. Я настояла на том, что позвоню Эшли, но сначала отправила ему телефоны всех остальных, кто, как я думала, должен знать.
Я решила позвонить Эшли с улицы, где пели птицы и светило солнце. Если бы кто-то сказал мне, когда я сегодня утром выбиралась из кровати, что сегодня буду звонить своей сестре с ужасными новостями о нашей матери, я бы не поверила. Но вот я здесь, и новости ужасные.
Эшли взяла трубку после третьего гудка.
– Привет, сестренка, какие новости?
– Эш, это насчет мамы, – произнесла я дрожащим голосом.
– Что случилось?
– Я пришла домой из школы пораньше… не спрашивай почему… нашла маму без сознания на полу в кухне и не могла ее заставить прийти в себя. Приехала «Скорая», и ее забрали в неотложку.
– О боже…
– Мы только что поговорили с врачом, и он сказал, что ее положат в отделение для пациентов с расстройствами питания, потому что она морила себя голодом, – сказала я.
Эшли несколько секунд молчала. Я уверена, она пыталась рассчитать, как добраться до дома и разобраться со всеми этими неприятностями. У нее не было машины в колледже, так что либо кто-то должен был съездить за ней, либо она должна была найти междугородний автобус, который бы ехал в нашу сторону.
– Я посмотрю, смогу ли одолжить машину у Яэль на несколько дней и приехать домой. Я должна буду добраться к вечеру. Ты там одна? – спросила она.
– Папа со мной. Он обзванивает остальных родственников, кто, как нам кажется, должен знать.
– Слава богу, что он там. Держись, сестренка. Я знаю, что это ужасно. Но все образуется. Так всегда бывает.
– Сейчас в это сложно поверить.
– Просто помни, что я скоро приеду и это все не будет больше на тебе одной. Я доберусь так быстро, как только смогу, – сказала она.
Наши близкие начали прибывать в комнату ожидания в больнице через час после того, как мы начали их обзванивать. Грэйс приехала первой и теперь сидела рядом со мной, держа меня за руку, пока не пришел врач с новой информацией. Удалось найти место в психиатрическом отделении больницы, и маму переводили туда как пациента с расстройством питания. У врачей пока не было уверенности, как это классифицировать, но, основываясь на результатах анализов и экстремальной потере веса, они считали, что это правильное решение.
Мне велели идти домой и привезти вещи, которые могли понадобиться маме, – зубную щетку, пижаму, подушку, в общем, все, что может пригодиться, когда вы остаетесь у кого-то ночевать. Была одна специфическая просьба – никаких острых предметов. Грэйс отвезла меня домой и помогла мне собрать сумку. Мы ненадолго выпустили Фиеро на улицу, но он все искал маму в доме. Жаль, что я не могла взять его с собой, пусть даже на несколько минут, чтобы показать ему, что с ней все в порядке. Я знала, что он за маму переживает, и у меня защемило сердце при мысли, как долго он пытался привести ее в чувство, прежде чем я добралась домой.
Эшли взяла машину у Яэль и уже ждала в больнице, когда я вернулась туда с сумкой. Она притянула меня к себе, и это было самое крепкое объятие, какое только возможно. Я прильнула к сестре и почувствовала некоторое успокоение. Теперь, когда сестра была рядом, я знала, что смогу вынести все, что бы ни случилось.
Мы передали сумку с вещами медсестре, которая занималась переводом мамы, и узнали, что мы сможем увидеть ее завтра утром. Медсестра объяснила нам, как добраться до отделения, и велела сказать людям на входе, чтобы они нас пропустили. До меня вдруг дошло, что мама будет заперта в этом месте без права выхода. Это делалось для того, чтобы она могла выздороветь, но в тот момент казалось очень пугающим и окончательным.
Мы с Эшли залезли в машину Яэль и направились обратно домой, чтобы выпустить Фиеро и попытаться поспать, прежде чем сможем увидеть маму следующим утром. Отец ехал следом за нами на своей машине. Мы не разговаривали, пока ехали, но я сейчас ценила тишину. Весь день я разговаривала с людьми, снова переживая ужас, который испытала, когда нашла маму без сознания на полу, и мне больше не хотелось никому ничего объяснять.