– Господа, получено известие, что тот, кто мог заменить нам Пушкина, убит.

В самом Пятигорске общество разделилось на две части: одна защищала Мартынова, другая (более многочисленная) оправдывала Лермонтова. Было слышно даже несколько таких озлобленных голосов против Мартынова, что не будь он арестован, ему грозила бы опасность.

Лермонтов был похоронен на старом кладбище в Пятигорске, однако отпевание не проводилось, и в церковь гроб не допустили. Через несколько месяцев, по просьбе Е.А. Арсеньевой (бабушки поэта), гроб был перевезен в село Тарханы (Пензенской губернии), где 23 апреля 1842 года ее внук был погребен в фамильном склепе.

За эту дуэль Н.С. Мартынов был приговорен военно-полевым судом к разжалованию и лишению всех прав гражданского состояния. Однако, согласно окончательному приговору, утвержденному императором Николаем I, его приговорили к трехмесячному аресту на крепостной гауптвахте и церковному покаянию, а потом он в течение нескольких лет отбывал довольно суровую епитимию (вид церковного наказания) в Киеве.

Киевская духовная консистория определила Мартынову пятнадцать лет церковного покаяния. Он поселился в одном из флигелей Киево-Печерской лавры и ежедневно делал определенное количество земных поклонов, читая молитвы. Остальное время он гулял по парку.

Складывалось впечатление, что весь гнев, накопившийся в светском обществе по отношению к Дантесу, перешел теперь на Мартынова. Он стал изгоем. Прохожие без стеснения называли его убийцей, а один студент, говорят, даже плюнул ему в лицо. Мартынов все это терпел, терпел молча, безумно страдая оттого, что стал виновником смерти Лермонтова.

Когда Мартынов познакомился с дочерью предводителя киевского дворянства Софьей Иосифовной Проскур-Сущанской, она была замужем. Но у них начался роман, и Софья развелась. Но пожениться они не могли, ибо у него еще не закончилось покаяние. Чтобы избавить любимую женщину от двусмысленного положения, Николай обратился в Синод с просьбой сократить срок епитимии. И срок был сокращен до семи лет.

А в 1845 году Николай и Софья поженились с разрешения митрополита Киевского Филарета. От этого брака на свет появилось пять дочерей и шесть сыновей.

После окончания епитимии Мартыновы переселились в родовое имение Николая Иевлево-Знаменское (местные жители называли его по фамилии хозяев – Мартынове).

В родовом имении Мартынов с утра пораньше спешил в церковь Знамения Божьей Матери и заказывал панихиду по убиенному рабу Божьему Михаилу. Так продолжалось 35 лет подряд, до самой его смерти.

Его старший сын – Сергей Николаевич Мартынов – потом писал, что «отец при жизни всегда находился под гнетом угрызений совести своей, терзавшей его воспоминаниями». Когда в ноябре 1869 года издатель исторического журнала «Русская старина» Михаил Иванович Семевский попросил Мартынова изложить на бумаге обстоятельства дуэли, того прошиб холодный пот: «Нет, нет, ни за что!» И все потому, как он объяснил, что «считает себя не вправе набросить малейшую тень» на память Лермонтова. Однако через пару лет, вернувшись из церкви, Н.И. Мартынов вдруг сам взялся за перо и начал писать свою исповедь. Дело продвигалось с огромным трудом, и начинался текст такими словами:

«Сегодня минуло ровно тридцать лет, как я стрелялся с Лермонтовым на дуэли. Трудно поверить! Тридцать лет – это почти целая жизнь человеческая, а мне памятны малейшие подробности этого дня, как будто происшествие случилось только вчера. Углубляясь в себя, переносясь мысленно на тридцать лет назад и помня, что я стою на краю могилы, что жизнь моя окончена, и остаток дней моих сочтен, я чувствую желание высказаться, потребность облегчить свою совесть откровенным признанием <…> по поводу этого несчастного события…»

Мартынов писал, переписывал, все перечеркивал, чувствуя, что не может сформулировать то, что действительно хотел бы сказать. Он нервно комкал бумагу и начинал все сначала. В общем, «Исповедь» так и не состоялась.

Историки отмечают, что Мартынов всю оставшуюся жизнь был уверен, что если бы Лермонтов извинился перед ним или «попросту протянул руку», до дуэли бы не дошло. Слишком поздно он узнал, что Лермонтов говорил своему секунданту А.И. Васильчикову: «Я сознаю себя настолько виноватым перед Мартыновым, что чувствую, рука моя на него не поднимется». А Н.П. Раевский потом вспоминал, что, собираясь на дуэль, Лермонтов несколько раз повторил, что «целить не будет, на воздух выстрелит, как и с Барантом».

Николай Соломонович Мартынов умер в шестьдесят лет, 25 декабря 1875 года. Он завещал похоронить себя в Знаменском (в деревне Иевлево – ныне Солнечногорского района), но не в фамильном склепе, а в отдельной могиле, и попросил не ставить на ней надгробие, и вообще не делать никаких надписей, чтобы память о нем побыстрее исчезла. Но, вопреки воле покойного, родные все же похоронили его в фамильном склепе.

После революции 1917 года в усадьбе сначала находился Дом отдыха, а затем – Алексеевская школьная колония для беспризорников. Узнав, что в склепе похоронен человек, убивший на дуэли Лермонтова, колонисты разорили склеп, и останки всех Мартыновых утопили в ближайшем пруду.

Завершая эту историю, отметим, что князь Васильчиков через много лет после дуэли написал о «странно игривом» и «заносчивом нраве» Лермонтова. И вот еще его свидетельство:

«Положа руку на сердце, всякий беспристрастный свидетель должен признаться, что Лермонтов сам, можно сказать, напросился на дуэль и поставил своего противника в такое положение, что он не мог его не вызвать».