«…Я очень давно мучаюсь от той разлуки, стараюсь не думать об этом, потому что не знаю, что сделать, придти и повиниться, уж как-то легкомысленно, вроде. И все-таки, прошу тебя, мой дорогой папочка, прости меня, неблагодарную твою дочь, прости ради Бога! Я тебя очень люблю, папулечка, и любила тебя всегда, и никогда, ни на одну минуту, не забывала о тебе, это моя самая тяжелая ноша на сердце…»
Толчком к письму послужили публикации в «ВК», которые попали на глаза Г.В., она передала их Оле, и вот драматический визит к «знаменитому отцу». Не буду ничего комментировать. Жизнь прожить — не поле перейти.
В «Работнице» заказали написать про Захер-Мазоха (захер-Махер, по-домашнему) и пришлось читать роман «Венера в мехах». В «Пенатах» набирается рукопись «Сад любви», но для выхода книги Пескова зарабатывает деньги на других изданиях. «Кладезь» никак не решится, какую книгу из двух мной предложенных надо издавать в первую очередь, хотя договор и подписан, правда, без денег…
И, наконец, сегодня в газете «Подмосковье» вышло интервью в рубрике «Автограф» под названием «И так далее…» Во вступлении отмечено: «…Еще Пушкин сказал: «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь». Так вот, Юрия Николаевича, в отличие от нас, «как-нибудь» не устраивает. И уж повальная необразованность — тем более. Он с ней по-своему борется, и ему это интересно…».
А далее само интервью на полосу. В конце на вопрос о будущем я ответил так: «Увы, время литературы постепенно сходит на нет. Круг читателей будет все больше и больше сужаться. Мир захлестнула эра визуальной культуры. Люди хотят удовольствий и развлечений. Размышлительная философская литература со временем погибнет. Ею будут заниматься единицы…»
Ремарка спустя 16 лет. Оказался прав. Ну, прямо пророк с плюшевым носом. Гламур и развлекуха победили классическую литературу (17 мая 2011).
Первый покров снега. Палатки со всем бананово-яблочным, шоколадно-кексовым изобилием под угрозой. Сначала продавцам грозит холод, а потом свои угрозы хотят реализовать коммунисты — долой палаточников, частников, торговцев!.. Если коммунисты победят, то снова станет кругом пусто. Останется только любовь к родине…
Никак не запустится «Старая квартира». Вместо бедного Львовича идет выбор из вариантов: Збруев, Маковецкий, Косталевский. Всплыло имя и Григория Гурвича, главного режиссера театра «Летучая мышь». Гриша ко мне с большим почте нием, как к патриарху информации.
Конвейер с выходом продукции все время работает, то Бунин, то русские музы, то еще что-то. Под песню «Айн, цвай, полицай, драй, виир, бригадир…». И идет задымление от разных издательств, вот и новое с таинственными буквами Х.Г.С. появилось. Только вот книг нет. Кто-то привез из Израиля кучу местных газет, обнаружил в ней мою публикацию о Лиле Брик. А где шекели? Пираты, выходит… Чуть не поехали в Австрию с подачи Яновских: сначала была одна цена, потом возникла другая, естественно, повыше, и мы отказались, — ах, Моцарт, ах, Зальцбург, ах, Вена!.. (Правда, позднее все же поехали — 17 мая 2011).
У Гурвича в театре проверялась готовность к съемкам, «Чернобурка? — Лежит. — Театральный бинокль? — Ждет. — Мальчик для конструктора? — Есть конструктор и есть мальчик. — Кулинар? — Существует и с печкой…». Нет только ведущего. «Мрачная невнятка», — заявил Гурвич.
«Старая квартира» стартует, а «Кладезь» рухнул: извинились передо мной, не можем издать, нет денег, рукопись забирайте. Отказ был скрашен купленным сборником «В нашу гавань заходили корабли», там песенки, которые мы еще пели в школе, типа: «В Кейптаунском порту с пробоиной в борту «Жанетта» оправляла такелаж…». И этот такелаж казался верхом романтики. Ну, и всякие пряные песни из Одессы, к примеру, про учителя танцев:
Если коротко, то в «Крон-пресс» получил аванс: 1000 долларов. Идет корректура. Сочинял жизнь Веры Комиссаржевской. Отбивался от одной читательницы, которая пыталась читать мне стихи Есенина. Читал календарь по радиостанции «Москва». Были в гостях у Яновских (греческий коньяк, какая-то экзотическая водка «Белый орел»). Побывал на книжной ярмарке на Лавочкине и т. д. Обычная моя пенсионно-кипучая жизнь. А О.Ю. признается: «А мне тебе рассказать нечего». У нее жизнь — тишина. И этого я никак не могу понять…
За окном о градусов, лежит снег.
Все это записано с утра, а в середине дня — генеральная репетиция «Старой квартиры» в доме актера. На сцене — натурель тех старых лет: продавленный диван, патефон, настольная лампа и т. д. В качестве ведущего — Гриша Гурвич (все отказались, последним был Ширвиндт). Гриша параллельно и режиссер. В одной стороне в кресле расположился Славкин, в противоположном я, историк-консультант. Что-то вякал по ходу съемок про план Маршалла. Приглашенный старый Михаил Брохес сыграл и спел на рояле несколько песенок Вертинского, утвердили одну — «Над розовым морем», а «Маленькой балерине» было отказано. Утвердители Малкин и его жена, Кира Прошутинская.
В каком-то эпизоде была задействована Татьяна Окуневская, советская кинозвезда с особой судьбой. В перерыве она неожиданно подходит ко мне: «Вы Безелянский? О, как я хотела с вами познакомиться! Я вас читаю — так интересно. Вы — такая душечка. Последний из знающих людей…». Про себя подумал, что душечка — это из фильма «В джазе только девушки». Окуневской — 76 лет (она родилась 3 марта 1919), но бодра, мужественна (изнасилованная Берия, роман с Тито, арест в 1948-м, любовь Константина Симонова — «Дурную женщину любил…» и т. д. Богатейшая биография, а первая роль в кино — «Пышка»). Держится она прямо, прямо смотрит в глаза, твердо говорит, без всякого старого женского кокетства и сюсюканья, как у Лидии Смирновой.
Встреча с Окуневской стала маленьким подарком: не каждый день общаешься с кинозвездами. Ну, а вечером еще одно развлечение: концерт, посвященный 50-летию Геннадия Хазанова, которому я оказал информационную услугу, и он нас пригласил. Мы сидели на 10-м ряду, и Ще высчитывала рейтинг приглашенных: в 9-м сидел Костя Райкин. Сзади конферансье Лев Шумелов, который комментировал своей спутнице концерт: «Теперь занавес — правильно!». Среди прочих был балетный номер, и Семизорова накрутила 32 фуэте. Ну, и масса поздравителей. Юрий Никулин даже рассказал анекдот: «Муж уехал в командировку и… не вернулся». Винокур и Лещенко — Вовчик и Левчик — спели дуэтом про новых русских. Вячеслав Невинный исполнил песню «Две родины»: «Когда иду я по Подмосковью… когда иду я по Тель-Авиву…». Алла Пугачева в своем выступлении выкрикнула: «Гуляйте, евреи!». Выступали еще Пенкин, «Песняры», Ширвиндт с Державиным и другие представители нашего эстрадного созвездия. Кончился концерт и официанты стали обносить гостей шампанским. Хазанов-миллионер или спонсоры?..
Кстати, в зале был весь артистический бомонд и много политиков: Сосковец, Шумейко, Гавриил Попов и др. Спокойно подошел к Николаю Сличенко и сказал, что вот детство жены прошло среди цыган. Он очень удивился и лучезарно улыбнулся Ще. Перекинулся словами с Резо Габриадзе. Не стал подходить к Вознесенскому с Богуславской: они стояли какие-то надутые и напыщенные, он какой-то старый, обабленный, а она — молодящаяся старуха. А вот к Белле Ахмадулиной подошел и сказал ей, что не хочу повторить ошибку с Андреем Тарковским, когда не взял у него автограф, и поэтом прошу вас. Белла написала мне дрожащей рукой на пригласительном конверте: «Юрию Безелянскому на память о Белле Ахмадулиной». Реликвия! Приклею в альбом. В антракте очутился рядом с Роланом Быковым. Я достал пачку печенья и предложил ему. Он: «А можно два?» Рядком стояла Елена Санаева. Накоротке поговорили и поругали молодежь: не знает прошлого.
Вот таким оказался насыщенным день 2 декабря.
Ну, а 3-го была уже официальная съемка первого фильма «Старая квартира». Перед началом увидел Бориса Громова и подошел к нему. Без всякого стеснения: «Разрешите пожать вам руку, генерал!». Короткий разговор, назвал себя, и тут же жена генерала Фаина, услышав фамилию, сказала: «А теперь можно мне пожать вашу руку? Я читаю вас в «Космополитэне». И далее — визг женских восторгов.
Съемка длилась 3,5 часа. В эпизодах выступали Михаил Козаков, Алла Баянова, Татьяна Окуневская, Тихон Хренников, личный водитель маршала Жукова и т. д. Я что-то сказал про план Маршала (программа была посвящена 1947 году) и меня тут же поддержал академик Арбатов. Да, еще успел перекинуться парой слов с Валей Никулиным, ему в Израиле плохо…