Из интереса взял в библиотеке книгу об Италии, изданную в 1960 году неким Прокофьевым, — бред полный. Чиновнику позволили пожить в Италии полгода, а потом написать об этом книгу. Написал и издали. Но таланта ни на грош — скучно и серо. Моя статья для «Культуры» ярче и веселее.
Ну, как период пост-Италия в Нуово Россия? Идет, ковыляя во мгле, — по песенке. По личному приглашению Хазанова были на его концерте. Зашел за кулисы. Хазанов сказал, что не расстается с Рюриком и всюду таскает его с собой, и тут же вытащил книгу из своей сумки.
Людочка приехала из Греции и поведала, что ее Боб выдал в Дельфах «заявление»: «Меня древние камни интересуют больше, чем ты». Н-да. Ну, а я увлекся и делаю вторую полосу «Бандито д’Аморо на дорогах Италии». Развлекаюсь… Но главное — вышел сигнал книги «Любовь и судьба». Синеватая газетная бумага и вообще. Ждал чуда, а чуда не вышло, — это произошло 21 апреля. А на утро следующего дня, — очевидно, понервничал, — уже другая серия: бандито де туалетто. Прихватило так, что стал зеленый. Прозаизм? Но что делать. Подобной «прозы» в жизни немало. Желудок тоже живо реагирует на все перипетии жизни. Если живописать, то из уборной еле добрался до дивана и лег. Ще подходит и спрашивает: живой?.. Нос обострился и из-под одеяла голые ноги топориком, — ну, все! — выноси! Потом оказалось, что такие приключения были и у некоторых наших знакомых. То ли лунное затмение подействовало, то ли еще какая мистическая сила, а, может, вульгарный грибной суп, который ел на четвертые сутки?..
Пропускаю печатанье, походы по редакциям, вышедшие публикации, полученные гонорары, — все жутко однообразно, но такова моя пенсионная жизнь. Выделю моноспектакль «Грезофарс» Маргариты Сердцевой по стихам Игоря Северянина. Не лучшая композиция, я бы сделал лучше, да и читала она не ахти как, не помогли ни цилиндр, ни фрак, ни тросточка.
Еще зрелище — вещевой рынок ЦСКА, царство челноков, которые, как отметил экономист Шмелев, за 3–4 года худо-бедно сумели одеть и обуть чуть ли не всю страну. А в «Известиях» статья Борового «Здравствуй, Зюганов!» о возможной победе ярого коммуниста на президентских выборах 16 июня. И тогда — введение карточек, первые политические процессы, всеобщая мобилизация, голод… Но лично мне кажется, что даже при победе «товарища Зю» ничего радикального, кроме фразеологии, не произойдет: Россию уже не повернуть. Коммуняки могут победить на короткий срок, а потом с треском провалиться.
Был «Кладезь», возник «Олимп» — новое издательство. Преувеличенные восторги по поводу моих заявок и что дальше? Пшик?.. Не пшик опера Верди «Аида» в маленьком зале в бывшем доме медработника на ул. Герцена в особняке Шаховской. «Геликон-опера», худрук Дмитрий Бертман. Отличные голоса: Наталья Загоринская (Аида) и Екатерина Мельникова (Амнерис). Эффектны массовые сцены с политическими параллелями — с фашизмом, коммунизмом, тоталитаризмом… В фойе встретился и поговорил с Галиной Старовойтовой, пообещал подарить Рюрика, она о нем много слышала…
Первомай прошел тихо и немного в работе. Были два хороших фильма: американский «Однажды в Америке» Серджио Леоне, в главной роли Роберт ди Ниро (гангстер по имени «Лапша») и наш документальный, Алексея Габриловича «Бродвей нашей юности» — про стиляг и, значит, про меня.
7 мая у нас в роще познакомился с другом Бродского, Евгением Рейном. Он, оказывается, меня знает и читает. Мило пообщались, а 9 мая он пришел к нам в гости, подарил книгу итальянских стихов, и была хорошая литературная беседа, вдруг он побледнел. Какой-то приступ. Ще перепугалась. Дали ему лекарство, успокоился, потом я пошел его провожать. Н-да. Бывает… То Михаил Кураев мучился у нас в доме с зубами, то вот припадок Рейна, — вот и дружи после этого с писателями!.. Из Евгения Рейна:
В другом стихотворении: «…пиши сонеты, играй в бирюльки, бей туза, снимай штаны и лги в глаза, гони монету…».
Вот вам профессия поэта, точнее, призвание… А по ТВ сплошные «Батальоны просят огня».
Ко мне приезжала симпатичная корреспондентка «Маяка» Оля Стройнова и взяла обширное интервью о российской истории, от крепостного права до современной Чечни. Главный «надсмотрщик» двора, Константин Сергеевич, при встрече сказал, что я — самый знаменитый человек двора. Первый парень на деревне.
А 13 мая прямой эфир на радиостанции «Надежда» в программе «Час любви» (что совершенно было невозможно представить в советское пуританское время) с ведущей Мариной Скалкиной, которую все называют «укротительницей эфира». И неизвестно, кто кого укрощал: она меня или я ее. Эфир с 21 до 22 часов. Поехал обратно на метро. Доехал до Аэропорта, поезд встал — и дальше ни метра. Пришлось выходить на улицу и идти пешком. Темень и подозрительные люди кругом.
Узнавал в «Капризе», как им понравились «Бандито де аморо»? Восторгов целое трико. Занимался новой персоной: Исаак Левитан. Был у Песковой. Что-то делается, получается красиво, но дальше эскизов и прикидок дело не идет. Беспокоят не только «Пенаты», но и самочувствие, то у меня, то у Ще, то зубы, то коленка, то еще что-то. Короче, нет нормального здоровья.
А тут возмутил Зюганов, который отказался прокомментировать зверства коммунистов против священнослужителей и стал мямлить: «Ну, это… пятое-десятое…». За что я его укусил в своих датах: привел слова Сергея Булгакова о том, как он предостерегал о возможном коммунистическом будущем и далее написал: «Нет пророка в своем отечестве. Народ не послушал Сергея Булгакова и истово стал поклоняться новым идолам — сначала Ленину, потом Сталину, а ныне кое-кто выбрал себе в качестве идолища бывшего учителя из деревни Мымрино — Геннадия Андреевича. Дивные дела творятся на бывшей святой Руси!..».
Мой гражданский долг: препятствовать возвращению коммунистов к власти… Выступаю сразу на трех радиостанциях — «Москва», «Надежда» и «Р-1», правда, на последней идут сплошные повторы «Крылатых амуров». 22 мая поехал в Крон-пресс и получил 3 (?!) авторских экземпляра книги «Любовь и судьба». Тираж 15 тыс. экз. Бумага плохая. Остается уповать на текст. За счет гонорара приобрел 120 книг по цене 11 тыс. рублей (в магазинах видел цену: 23.800). И что теперь делать с книгами: дарить, продавать? Витя верен себе: «Нужны стратегические прорывы. А пока мы с тобой в литературном тупике».
24 мая совещание в АТВ у Малкина, разговор о том, как делать фильм о 1948 годе: сессия ВАСХНИЛ, матч Динамо-ЦСКА, фильм «Сказание о земле сибирской» и т. д.
А вечером того же дня в ЦДЛ на вечере Иосифа Бродского. Вел вечер Евгений Рейн, я смотрел на него с опаской, но все было хорошо. Выступающие вспоминали великого рыжего. «Он имел много женщин, стихи, кофе… у него был миллион интересов…», — вспоминала американская издательница Эллен. Анатолий Найман выступил как-то нервно и капризно, чувствовалось, что он раздосадован, что Иосиф обошел его в славе. Потом были песни под гитару:
На пленке звучал и голос самого Бродского. Он читал свои стихи глухо и с каким-то канторским завыванием. А еще документальный фильм.
Вечер в ЦДЛ вдруг освятил по-новому талант Бродского и стала отчетливо ясна его интеллектуальная мощь (недаром Нобелевский лауреат), а также ясно то, что потеряла русская литература. На фоне Бродского померкла вся эстрадность, выкрутасничанье Вознесенского, ну, а Евтушенко — просто хороший репортажный поэт о проблемах дня, не более того. Бродский, в отличие от всех наших поэтов, вне национальных рамок, он размышлял о вечности, о любви и смерти, о движущих силах людей и государства. Концовка стихотворения «Посвящается Чехову» (1993):
Или вот еще: «Жестоковыйные горные племена! Все меню — баранина и конина. Бороды и ковры, гортанные имена, глаза, отродясь не видавшие ни моря, ни пианино…» («К переговорам в Кабуле»).