– Ты закрыла окно? – спросила я Тальму, когда она протиснулась мимо меня.
– Я, ваша милость, больше некому, – ответила она. – Как только вы ушли, я сюда. Ну и закрыла его, больше не стану оставлять даже щелочки.
– Всегда закрывай, – приказала я и все-таки вошла.
– Что же это творится-то, госпожа баронесса? – вдруг запричитала служанка. – Где ж такое видано, чтоб к девице непорочной, да так вот в окно. А я как ваш крик-то услыхала, так и обмерла. Подсвечник схватила и к двери, а она закрыта, а вы кричите. У меня так сердце и затрепыхалось, так и затрепыхалось. Бедная вы моя, да за что ж такое-то? Хоть не тронули…
Я стремительно обернулась к ней, Тальма ответила удивленным взглядом:
– Чего, ваша милость?
– Откуда знаешь, что не тронули?
– Так ведь вы же кричали, что хотели обесчестить, – ответила она. – А я, когда вы ушли, даже постельку поглядела, а крови нет. Тут у меня и отошло немного, думаю, не надругался тот скот, который к вам влез. Да кто ж это был-то, ваша милость?
Я протяжно вздохнула и потерла виски. Голова от переживаний болела всё сильней.
– Воды принеси, – попросила я и прошла к своей шкатулке, стоявшей на туалетном столике, где лежали снадобья от легких хворей. Там же были и капли от головной боли.
Матушка дала мне с собой эту шкатулку, а магистр Элькос пополнил ее. Вновь вздохнув, я открыла крышку и нахмурилась. Среди привычных пузырьков появились новые. Это были маленькие флаконы, узкие, будто трубочки, и закрытые пробками. Такими чаще затыкали свои снадобья знахари, в лавках магов, торговавших в столице и других городах, было принято заливать горлышко сургучом, на который ставилось клеймо изготовителя. И такую трубочку было бы удобно скрыть в ладони и быстро вытащить пробку…
– Да неужто, – потрясенно прошептала я. – Ах ты ж…
– Вот, ваша милость, – сказала Тальма и посмотрела на то, что я держала в руке: – А это от чего? Вроде не помню я у вас такого снадобья…
– Обыщи, всё обыщи, – всё еще глядя на пузырек, отчеканила я. – Что найдешь незнакомого, выбрось. И все снадобья перебери, мало ли что еще тут лежит. О Хэлл, каков паскудник…
– Ой, – Тальма, непривычная к тому, что я могу браниться, прикрыла рот ладонью, но любопытство пересилило, и она спросила: – Так чего это, ваша милость?
– Кажется, приворотное зелье, а может, и что-то похуже, – ответила я. – Этот негодяй подкинул, пока я спала, похоже. А если бы магистр не прислал меня переодеваться, если бы не разболелась голова, то я бы сюда не заглянула, а потом вдруг обыск и…
– Это ж кто на такую пакость-то решился? – не менее потрясенно спросила служанка.
Я обернулась к ней и сунула пузырек. Этак можно обвинить меня в том, что хотела опоить короля… хотя зачем? Он и без того оказывает мне внимание. Или же я могла бы так искать себе союзников… Да мало ли что можно придумать!
– Избавься, от всего этого избавься, – приказала я. – И обыщи спальню, дальше он не ходил. Впрочем, мы спали… Всё обыщи!
И после этого, полыхая от негодования, кинулась переодеваться. У меня ушло всего несколько минут на то, чтобы привести себя в порядок. Не уверена, что мой внешний вид можно было назвать порядком, он был ужасен. Лицо было опухшим от слёз, в пятнах еще сходившей красноты. Наскоро причесанные волосы показались мне безобразными лохмами, и я заплела их в косу. Пожалуй, самым приличным было платье, его, в отличие от меня, никто не помял. Протяжно вздохнув, я поспешила на выход.