Лакей, ждавший меня под дверями моих комнат, поклонился, и мы направились обратно. Стражи вновь провожали меня взглядами, но уже просто любопытными. При смене им будет чем поделиться с товарищами. Эта мысль вызвала прилив стыда, менее всего хотелось, чтобы обо мне судачила вся чернь. Хватало и знатных сплетников. Передернув плечами, я заставила себя не думать о пересудах, они были меньшей из моих бед. Имелись горести и посильней.

Но как же можно было так поступить?! Он ведь опоил меня зельем, собирался надругаться, а вместе с этим еще и выдать за злодейку? Что означали эти пузырьки в моей шкатулке? Подстраховался на случай провала задумки с приворотным зельем? Или же я вдохновилась его идеей с зельем и раздобыла и для себя несколько пузырьков? Для чего? Чтобы покончить с противником? Король уже знает точно, кто связался с запрещенными воздействиями, а я вроде как захотела прикрыться им?

– Каков мерзавец! – забывшись, воскликнула я. – Мерзавец!

– Ваша милость?

Лакей мага устремил на меня вопросительный взгляд, и я отмахнулась:

– Этот эпитет предназначался не вам, любезный.

– Простите, – извинился слуга за свою непонятливость.

Вскоре мы вернулись в королевское крыло. Гвардейцы в этот раз пропустили с поклоном, и не думая меня останавливать. Более того, один из них сказал лакею:

– Кабинет Его Величества.

Я могла бы дойти и сама, теперь-то уж я знала местоположение и королевских покоев, и кабинета, но не стала отмахиваться от сопровождения. А когда до кабинета осталось совсем немного, я увидела графиню в халате. Она стояла на пороге королевских комнат и смотрела на меня с ноткой высокомерия и неприязни. Я ответила тем же. Более того, поняв, что она была с государем, когда его позвали, я испытала гнев и брезгливость. А следом пришла мысль, что пока Ришем пытался изнасиловать меня, Ив Стренхетт нежил в объятьях невестку негодяя – еще одну преступницу, замешанную в деле с темной магией. Однако пузырьки лежали в моей шкатулке со снадобьями, и я, обесчещенная и опороченная, должна была предстать в роли отравителя и зачинщика новой аферы.

Моя ярость взвилась столь высоко, что полностью затмила здравый смысл и воспитание, въевшееся в кровь. Я стремительно прошла мимо лакея, уже остановившегося у двери кабинета, приблизилась к графине и замерла напротив нее. Наши взгляды встретились, и Серпина вздернула подбородок. Я шагнула к ней, сузила глаза и прошипела:

– Думали, что он вываляет меня в грязи? Ошиблись, вы сами забрызганы ею, и уже ничто не очистит ни вашей души, ни чести.

– Да как вы сметете? – возмутилась фаворитка. – Кто вам дал право говорить со мной в подобном тоне? Кто вам вообще позволил заговаривать со мной?

– Шанриз!

Я обернулась и увидела магистра, стоявшего на пороге королевского кабинета. Выдохнув, я направилась к нему.

– Простите, господин Элькос, мне что-то показалось, – произнесла я. – Это все ночь и ее тени. Знаете, кажется, что кто-то стоит, приглядишься, а там пустота.

– Шанни, – маг укоризненно покачал головой, но уголок его губ дернулся в кривоватой усмешке.

– Баронесса, – вдруг послышался голос графини, и теперь в нем мелькнула нотка тревоги, – о чем вы говорили?

Не обернувшись, я вошла в кабинет государя, присела в реверансе и, не дожидаясь позволения, направилась к столу, на уголке которого сидел Его Величество. Отметив, что на нем ночной халат, я ощутила новый виток гнева и отвернулась, чтобы дать себе время справиться с этим лишним и ненужным чувством.

– Ваша милость, – позвал меня король. – Вас смущает мой вид?