Спустя десять минут опустевшая школа стала похожа на город-призрак. Нора встала из-за стола и правой рукой потерла шею сзади… еще один год позади. Подойдя к классной доске, она стерла с нее написанные ей самой ранее слова: «СЧАСТЛИВЫХ ЛЕТНИХ КАНИКУЛ!» Выбросив скомканную бумажку с майским меню школьной столовой, она выглянула в коридор. Не считая валявшихся на полу клочков бумаги, тот был совершенно пуст. Она пнула удерживавшую массивную деревянную дверь в открытом положении задвижку и позволила ей закрыться самой.
Голос директора по громкой связи поздравил учителей с окончанием учебного года и поблагодарил за их тяжелый труд. Нора улыбнулась, вернулась к столу и рухнула во вращающееся кресло. В конце рабочего дня ей всегда было необходимо перевести дух и восстановить самообладание.
Завершившийся учебный год выдался не из легких. После того, как они запечатали колодец в июле прошлого года (то есть уже почти одиннадцать месяцев назад), они заказали гостиничный номер в Огайо и без малейших сомнений покинули ферму. Участок с домом выставили на продажу в августе, и менее чем через две недели получили первые предложения о покупке. Пусть даже они и потеряли в итоге в деньгах, произошедшее Хиллы расценили как победу.
Нора вернулась на прежнее место работы, хотя первые месяцы начавшегося учебного года провела в декретном отпуске. Она даже не задумалась о том, что ей опять придется работать со Стивом. В конце концов, ей нечего было скрывать, нечего было стыдиться, и она не намеревалась провести в страхе всю оставшуюся жизнь. Вскоре после того, как она приступила к работе, ей стало известно о том, что Стив получил место школьного директора в другом округе.
Хиллы изначально совсем не планировали принести новорожденного младенца из роддома в гостиничный номер как «домой», однако именно так и произошло в начале прошлого сентября. Роды прошли настолько гладко, насколько было возможно. Нора и Дэниел любили свою новорожденную малютку, не имевшую имени практически до самой последней ночи перед рождением. Дэниел перебирал каждое девичье имя, какое только приходило ему на ум, но все отбрасывал. Нора прошептала что-то, уже когда они почти засыпали. Дэниел попросил ее повторить, и она ответила:
– Марен. Назовем ее Марен.
На следующий день Дэниел лично перерезал пуповину, а Нора впервые взяла в руки своего второго ребенка. Они знали, как повезло им остаться в живых, не говоря уж о том, чтобы принести в этот мир новую жизнь. Их сердца растаяли при виде того, как Алиса взяла на руки свою маленькую сестренку в родильной комнате и начала ее качать, широко улыбаясь. Жизнь их переменилась с появлением нового члена семьи, но они с радостью приняли эти перемены.
Наступил октябрь, и в то время, пока Нора продолжала сидеть дома вместе с Марен, они приобрели новый дом, цена которого чуть превышала их финансовые возможности, но Дэниел не волновался на данный счет. Он знал, что любит Нору, и был уверен, что у них все получится. Сама же Нора решила, что таким образом он пытался, прежде всего, принести извинения за покупку фермы.
Учебный год пролетел быстро. Алиса была рада тому, что вернулась в ту же самую школу, где училась до переезда. Она возобновила общение с прежними подругами и даже начала общаться с пареньком из своего класса. Сначала она думала, что было бы неудобно заводить отношения в том самом месте, где работала ее мать, но Нора специально не совала свой нос в дела дочери. Норе хотелось, чтобы та могла учиться без ощущения, будто за ней круглосуточно наблюдают только из-за того, что ее мать работает в том же здании.
Дэниел вернулся к работе сразу после того, как они продали ферму. Он даже увеличил количество рабочих часов. Поначалу немного нервничал, снова сев в свое рабочее кресло, однако после первых же недель практики ему стало казаться, что он не отсутствовал ни дня. Произошедшие на ферме события сильно повлияли на него, полностью переменив взгляды на сам мир и на то, что лежало за его пределами. Сразу же, как его первая пациентка Сара, заняла место перед его рабочим столом, он понял, насколько усовершенствовался в своих навыках. Когда она говорила, он слушал ее, анализировал сказанное ей, и давал свои советы. Ранее он использовал тот же самый метод когнитивно-поведенческой терапии, но теперь ощущал духовную связь с любым человеком, садившимся перед ним. Он всегда беспокоился о состоянии здоровья своих пациентов, но сейчас стал ценить их человечность: каждая их проблема – успехи, неудачи – казалась ему прекрасной, потому как он успел столкнуться с темной изнанкой бытия (и больше не хотел встречаться с ней).
Хиллы справлялись с травмами по-разному. Каждый раз, когда они оставались наедине с собой, мысли их постоянно возвращались к ферме и произошедшим на ней событиям. Конечно, они размышляли о зле – ужасные образы снились им в кошмарах, – но также размышляли о красоте и любви, которые победили в итоге. Как обычно и происходит в жизни, со временем они ощущали себя гораздо лучше. Хорошее помнилось гораздо четче, а плохое если не совсем забылось, то, по крайней мере, воспринималось с пониманием.
Во всяком случае, именно так обстояло с Дэниелом и Алисой.
Сидя в своем кресле, Нора смотрела на часы над дверью, но на самом деле даже не видела их. Мысли ее уплыли туда, куда уплывали всякий раз, когда она оставалась одна и ее никто не отвлекал. Она вернулась в тот день, когда выбежала на задний двор за уходящей к лесу дочерью. Затем обернулась, чтобы увидеть ее в окне и демона у Алисы за спиной. Она забежала в дом и поднялась наверх, только чтобы споткнуться о Бака и покатиться вниз по лестнице. Нора беспомощно наблюдала, как демон утащил Алису в подвал, после чего потеряла сознание.
Но она понимала, что это было далеко не все, что тогда произошло. Знала, что был недостающий кусочек мозаики, который она могла помнить только на подсознательном уровне. Тот недостающий кусочек столь часто проигрывался в ее спящем мозгу, что теперь она была почти способна увидеть его, находясь в ясном уме. И становилось понятно, что он был именно воспоминанием, а не игрой ее воображения.
Она помнила, как после падения встала на ноги и пошла в подвал до того, как Дэниел вернулся вместе с отцом Мартином из Северной Калифорнии. Видела свою дочь, одержимую и деформированную. Перед тем как ее саму засосало в колодец.
И она помнила, как падала сквозь горячую бесконечную пустоту, крича и плача, пока перед ней не появилась красноглазая морда. Помнила, как эта морда парализовала ее своей уверенностью и улыбкой, протянув руку к ее выпирающему животу. Помнила, как тварь коснулась натянутой кожи под ее пупком, после чего опустила лапу еще ниже. Помнила, как чудовище ухмыльнулось, а затем смесь из боли и наслаждения заполнила утробу Норы.
А потом все закончилось.
Нора очнулась, когда Дэниел и отец Мартин зашли в дом, а сама она лежала на полу возле подвала. Воспоминания том, что произошло в колодце, оказались умышленно стерты тем же самым исчадием хаоса, и она так ничего тогда и не узнала.
Теперь же она сидела одна в классе и думала о своей малютке. Размышляла, было ли воспоминание реальным, или же его навязали, решив свести ее с ума. В любом случае Нора следила за каждым движением новорожденного младенца. Наблюдала с тревогой и думала о возможности, всего лишь о вероятности того, что зло из колодца вселилось в Марен. Она знала, что одержимые не могли прожить долго; сам демон сказал, что те, в кого он вселялся, сгорали заживо либо кончали с собой. Однако ее дочь была жива, находилась в добром здравии. Но Нора продолжала размышлять, – а что если демон вселился в нерожденного младенца? Что тогда может произойти, если демон бы родился в этот мир?
Дверь классной комнаты открылась, Дэниел и Алиса шагнули через порог. Оба улыбались. В руках Алисы был школьный рюкзак, а Дэниел держал большой букет цветов. Он посчитал своей обязанностью подарить букет роз жене в последний учебный день.