Она представила детей на окровавленных простынях, и ее руки начали мелко трястись. Нет, Двое всемилостивые, только не это!

– Пошли все вон, – сипло приказал Малоун. Лейб- медик поднес к его губам ложку вина с пряностями, король сделал глоток и скривился. – Мерзость какая… Эдвард, останься. Клер, ты здесь? Подойди.

Какое-то время в спальне была толкотня. Люди вышли, слуги закрыли двери, и Клер услышала возню в коридоре – всем хотелось подслушать, о чем же будут говорить в королевской спальне. Через несколько минут сплетни понесутся по дворцу, а потом по всему Дарангвару.

– Он предложил мне запустить заклинание самому, – произнес Малоун. Клер подошла к Эдварду, опустила руку ему на плечо, словно пыталась обрести опору. – Вороний лед и королевская кровь, этот проклятый Стафани сказал, что от Тисона и пепла не останется. Ну что, я дурак, да?

«Ты дурак, – с горечью подумала Клер. – Ты дурак, который слишком обрадовался предложенному лакомству и не знал, что в нем крючок, который распорет внутренности».

– Все это было спектаклем, – прошептала она. – Просто спектакль, который он начал с меня, и дал вам надежду.

Плечо Эдварда дрогнуло под ее ладонью. Клер чувствовала, как он вслушивается в себя, пытаясь уловить тот миг, когда кожа начнет расцветать язвами. Утро было теплым и ясным, но Клер казалось, что вот-вот пойдет снег. Черный снег, который укроет Дарангвар до самых высоких крыш.

– Что делать? – спросил Эдвард. Он понимал, что станет королем на час, и Клер почти видела тот невыносимый груз, который ложился на его плечи. – Отец, что нам теперь делать?

Темные глаза Малоуна прояснились, и он слабо улыбнулся. От язв пахло омерзительной сладостью, и Клер вдруг вспомнила, как спустилась в один из подвалов Вышеграда и наткнулась там на дохлую крысу.

– Звонить в колокола, – ответил Малоун. – Думаю, к полудню я уже… – Он умолк, не в силах подобрать слова для своей смерти. Эдвард накрыл руку Клер своей.

– Стафани покинул Ливендон поздно вечером, – сказал Эдвард. Ему было страшно, и этот страх кусал Клер за пальцы – пока не больно, пока только пробуя.

– В пекло его… – пробормотал король. Он прикрыл глаза, и Клер вдруг подумала: если он заснет, то поправится, сон это лучшее лекарство.

– Я найду Стафани, – произнес Эдвард. – Найду и повешу на въезде в Ливендон. Клянусь тебе, отец, он не уйдет от меня.

Послышалось тонкое, едва уловимое сипение, и Клер с ужасом поняла, что король так смеется. Гнилостный запах от ран сделался еще сильнее, на белой рубашке расплылось красное пятно.

– Не трать время даром, – проговорил Малоун. – Звони в колокола, открывай ворота и проси вороненка спасти твою жизнь. Обещай взамен все, что он попросит. И неси ему корону на блюдечке, если он захочет.

Лицо Эдварда дрогнуло. Клер вспомнила, как он рассказывал о ночи Птичьей звезды, когда пал Айк Тисон. Тогда Эдвард во главе маленького отряда искал Авриля по всему дворцу, но так и не смог его найти.

«Ты убил бы его?» – спросила Клер. Они лежали в постели после любви, и она, помнится, поразилась, как сильно изменилось лицо Эдварда – из расслабленного и спокойного оно сделалось холодным и жестким.

«Разумеется. Я не давал никакого зарока. Да, убил бы и выставил его голову рядом с папашиной возле входа во дворец».

– Ты действительно хочешь, чтобы я отдал ему корону? – Голос Эдварда прозвучал словно из могилы.

– Плевать на все короны, если он тебя исцелит! Лучше быть живым бродягой, чем мертвым королем. – Малоун рассердился, и это, кажется, придало ему силы. – Пусть он тебя вылечит, пусть наденет этот проклятый венец. А ты надейся на Оленя и Тигра, им можно доверять…