– Ты же сам сказал, что я сильная, – взялась за его руку лучше та и задержала дыхание, чтобы подтянуть к себе мальчика.

– Я не то имел ввиду!

– Не спорь хоть сейчас! – нахмурилась Катя и сделала ещё рывок.

Она чувствовала, что уже вся вспотела внутри, волосы неприятно липли к горячему лбу. Гриша был тяжёлым и высоким, особенно, по сравнению с ней. Только сейчас девочка поняла, как трудно, на самом деле, приходится медсестрам. Тут товарищ только опирался на неё, а у Кати уже сбилось дыхание и кончились силы. А как приходится их врачам под постоянными обстрелами. Хрупкие на вид девушки не просто помогают раненным бойцам, они их тащат на себе через всё поле боя. А часто солдат вообще может быть без сознания, это ещё сильнее усложняет дело. Неудивительно теперь, почему после очередного трудного дня, медсёстры, жмурясь от боли, разминают руки. Зоя Мамонтова однажды так вообще растянула себе плечо, пока тащила высокого, тяжело раненного бойца. Неудивительно, что солдаты так высоко ценили и любили своих медиков.

Вот дети и забрались на вершину склона. Они оглянулись на канаву, которая столько раз спасала их за это короткое время.

– Надеюсь, что мы больше сюда не вернёмся, – тяжело дыша, проговорил Гриша.

Девочка ничего на это не ответила, всё её внимание сейчас было сосредоточенно на дыхании и на силах, которые очень быстро кончались. «Хорошо, что больше никуда подниматься не нужно будет», – подумала с облегчением она и двинулась дальше. И опять они бредут по лесу, и опять ноги по колено проваливаются в снег, отражающий голубой свет луны и звёзд. Только на этот раз не было ни направляющего, не прикрывающего. Маленькие разведчики шли в ряд, держась за друг друга. Иногда они останавливались, чтобы свериться с картой, и чтобы Катя смогла разогнуть свою затёкшую спину и вздохнуть полной грудью. Она чувствовала, что ей становилось всё жарче и жарче, ватник неприятно прилип к коже вместе с мокрой рубашкой. Даже холод зимы не мог остудить её. Гриша уже не спорил со своей напарницей. Пока Катя изучала карту, он сидел, прислонившись к дереву спиной и умывался снегом, чтобы хоть как-то оживить себя. Но ничего не помогало, и не поможет, кроме медикаментов, которых у них не было. Потом, после небольшого перерыва, дети снова продолжали свой путь. И каждый раз подниматься было всё труднее и труднее, Кате казалось, что её товарищ становился тяжелее почти с каждым шагом. Очень было страшно встретить немцев. В случае чего, дети не успеют от них скрыться. Да какой там скрыться? Девочка даже оружие в руки взять не успеет. Но вокруг было спокойно. И в этом спокойствии маленьким разведчикам снова мерещились чьи-то шаги, шорохи, треск деревьев. Девочке чудился шум из-за недосыпа и сильной усталости. А Грише мерещилось всё из-за высокой температуры. Он всё чаще начинал говорить напарнице о том, что на них кто-то смотрит:

– Я их вижу! – пытался вырвать руку мальчик. – Стреляй!

– Да нет тут никого! – пыталась удержать товарища та.

Тут Гриша стал опускаться вниз, за ним следом потянуло и девочку. Дети завалились в мокрый снег. Катя поднялась на ноги:

– Да что с тобой? – потянула его за ватник она.

Но мальчик подниматься не собирался. Он, наоборот лёг на спину и закрыл глаза, хрипло дыша. Катя села рядом с ним на колени и схватила товарища за грудки:

– Гриша! – испугалась она. – Гриша! Не засыпай! Только не засыпай! Ты слышишь меня?!

Тут мальчик приоткрыл глаза и невнятно взглянул на напарницу:

– Тёть Ася, – улыбнулся криво он, – вы только дяде про окопы не говорите, а то меня не возьмут с ребятами. Я пока тут полежу.

Катя замерла и разжала пальцы на ватнике мальчика. «Всё, он отключается», – с ужасом подумала она. Девочка зачерпнула рукой снег и попыталась привести товарища в чувство, но его уносило всё дальше и дальше. Она уже была не только тётей Асей, но и дядей Юрой, братом Ильёй. В общем, Катя была кем угодно, но только не Катей. И с каждым словом речь Гриши становилась всё тише и непонятнее, пока не пропала вообще. Мальчик смолк, веки его закрылись. Девочка убрала руки от его куртки:

– Нет, – ударила его по щеке она. – Нет, нельзя спать! Нельзя! – Катя приподняла его за плечи. – Гриша! Ты издеваешься?! Да?! Ты думаешь, что, если ты тут ляжешь, я тебя оставлю, наконец? – девочка встала и, взяв товарища под мышки, поволокла его к дереву. – Нет, брат, я от тебя не отстану! Даже не думай мне! – она прислонила мальчика к дереву и выдохнула. – Мы дойдём с тобой вместе! Слышишь?

Тут подул ледяной ветер. Катя нахохлилась и села рядом с товарищем. «Или замёрзнем вместе», – пронеслась мысль у неё в голове. – «Но вместе!» Она положила немецкий автомат поперёк колен. Гул ветра перестал быть таким противным, наоборот, он стал убаюкивать, снег обвивал ноги, словно мягкая вата, пропадал мороз. Всё вокруг стало расплываться, веки слипались. Руки, лежащие на вражеском оружие, ослабили хватку. «Сейчас передохнём чуть-чуть и в путь», – подумала девочка и, опустив голову на грудь, заснула. Наконец, Катя познала покой. Не спать почти сутки было для неё настоящей пыткой. В последний раз такое с ней было тогда, когда она стояла на мине в Лесково. И после того, как её спасли от страшной смерти, девочка плавала в мире дрёмы очень долго, ничего не видя и не слыша. И сейчас, когда измученный организм сдался, она спала крепко, не ведая больше ни холода, ни шума ветра. Тут Катя почувствовала, как кто-то сильно трясёт её за плечи. Она приоткрыла глаза и увидела перед собой ту самую страшную старуху, которая пыталась забрать её, когда они с Гришей свалились в овраг. «Смерть!» – пробрала девочку душу леденящая мысль. – «Она пришла за мной!» Вблизи старуха была ещё безобразнее и страшнее: глаза были круглые, маленькие, вокруг них образовались чёрные круги, беззубые дёсны тоже были угольного цвета. Смерть трогала её своими длинными руками и что-то говорила, сладостно улыбаясь, но из-за отсутствия зубов, Катя ничего не могла понять. Но она отчётливо осознавала – её пришли забрать на тот свет. В отчаянии, она попыталась отмахнуться от страшной гостьи:

– Не трогай меня! Я не хочу! – просипела Катя и попыталась зарядить старухе по лицу, но та схватила её за запястья.

Ребёнок затрясся и прижал подбородок к груди: