Местные ведут себя в этом смысле идеально – причем даже в самых суровых условиях. Я очутился недавно на закрытой распродаже одной замечательной марки. Дело происходило в большом ангаре, где стояли штанги с одеждой, но не было не только кабинок для примерки, но даже и зеркал. В очереди рядом со мной были и молодые девушки с парнями, и почтенные дамы с кавалерами, но, как только прозвенел звонок, и девушки, и дамы разделись с проворством профессиональных стриптизерок и в одном белье побежали примерять наряды. Их кавалеры, бережно держа в руках снятые ими платья, двигались вслед за ними, живо обсуждая каждую перемену гардероба. В отсутствии зеркал женщины могли определить эффект своего наряда лишь по подробным репликам мужчин и красноречивым взглядам других женщин.
Меня поразил уровень искусствоведческого анализа, к которому прибегали мужчины. Можно было подумать, что все они закончили колледж Сент-Мартинс или читают по утрам модные журналы. Ни следа нетерпения, ни черты неудовольствия даже тогда, когда дама набирала десяток одинаковых предметов в пластиковый мешок и носила их за собой, как бездомная на Елисейских Полях. И ни у кого – ни у кого! – я не заметил свойственного нам, русским, яростного желания эти вещи отобрать и, в порядке дополнительной скидки, скинуть, к примеру, на пол.
Выходной билет
Франция – вполне себе социалистическая страна. В здании Национальной ассамблеи есть магазин сувениров, в витрине которого я однажды увидел замечательный предмет, достойный выставки соц-арта, – пара кухонных варежек-прихваток. На одной написано – «Правая». На другой – «Левая». Между собой не различить.
Я не раз слышал, что французы обленились и не любят работать. Все, что им нужно, это неспешный обед
В стране принят закон об ограничении рабочего времени. Француз имеет право трудиться 35 часов в неделю – и больше ни минуты не задерживайтесь. Сняли рабочую робу, и на выход.
День международной солидарности трудящихся всех стран, который стал теперь «праздником весны и труда», появился, как мы помним, в честь демонстрации чикагских рабочих. В 1886 году они сражались за восьмичасовой рабочий день. В моем детстве по советскому телевидению все время рассказывали об очередном «весеннем наступлении трудящихся». Фантастика, но во Франции сейчас работники тоже бьются за восьмичасовой рабочий день. И даже больше. Они требуют, чтобы им разрешили работать по ночам и по воскресеньям. Праздник осени и труда, одним словом.
Это, конечно, не люди, стоящие у пультов атомных электростанций, не железнодорожники и не металлурги. Там работа и так не останавливается. Это, прежде всего, работники торговли, которые спорят с профсоюзами, пытающимися прогнать их с рабочих мест. Недавно за свои ночи вступились работники магазина «Сефора» на Елисейских Полях. Этот магазин всегда был открыт допоздна, а теперь власти (по кляузе профсоюзов) решили заставить их закрываться в девять вечера. Напрасно работники прилавка говорили о том, что ночное расписание существует у них с прошлого века, что все привыкли и что треть доходов как раз магазин получают от ночной работы: набегавшись по луврам, турист идет нюхать «Серж Лютенс». Если не дать им потратить денежки в Париже, они оставят их в соседних странах, где профсоюзы посговорчивее.
Защитники рабкласса ничего слушать не желали и даже высказывались в том смысле, что такие бездуховные туристы нам и не нужны. Пусть идут куда подальше – хотя бы в оперу. Причем за безделье высказывались не только левые. Некоторые оправдывали это традицией и христианскими ценностями: вечером надо отдыхать, ночью – спать, а по воскресеньям детей воспитывать и в церковь ходить, а не торговать и по магазинам шастать. Мнения разделились почти пополам. Среди откликов мне запомнился один – француженка говорила, что перед нами классический спор «тех, кто хочет, с теми, кто ничего не хочет». Те, кто хочет, не заставляют работать тех, кто не хочет. Так почему же тогда те, кто не хочет, не дают работать тем, кто хочет?
Все происходит по шаблону: магазин хочет работать ночью или в выходные, работники – за. Профсоюзы и конкуренты – против. Профсоюз аптекарей, например, имеет право определять, какие аптеки и когда работают в режиме дежурных. Всем в очередь, всем по кусочку времени. Полиция и медики получают эти списки на несколько выходных вперед и направляют туда страждущих в случае чего. И вдруг появляются аптеки, открытые не только ежедневно, но, страшно сказать, круглосуточно. Конечно, туда начинают идти покупатели, которым лень разбираться в чехарде дежурных. Профсоюз, лишенный тем самым права разрешать и запрещать, тут же требует конкурентов прикрыть. Им что, больше других надо?
Под давлением профсоюзов прекращает работу в выходные большой магазин «Брикорама». Инструменты, плитка, краска – как раз тот товар, который с особой охотой берут или выбирают в свободные дни. Хозяева возмущаются: «А как же соседские “Леруа Мерлен” и “Касторама”? Пусть тогда тоже закрываются к чертовой матери на воскресенье!» Начинаются демонстрации и пикеты работников «Брикорамы» под лозунгами «Либо все открыты, либо все закрыты». Но под этим требованием видна обида и зависть: почему нам не позволяют сделать то же?
Те, кто хочет, используют любые лазейки в законе, чтобы урвать лишние часы – не отдыха, а работы. Разрешена поздняя торговля в «зонах туристического интереса», и торговцы с Елисейских Полей выдвигают вперед туристов. «Что будет, – говорят они, – если мы закроем Поля и вообще выключим свет? То-то туристы обрадуются». Магазинам разрешено оставаться открытыми по воскресеньям пять раз в год – например, во время распродаж или в рождественские праздники, когда день год кормит. Можно доказать через суд, что на воскресные доходы магазин, а значит, и его персонал живет и здравствует. Так сейчас многие и поступают. По суду добились вечернего расписания для «Сефоры», открыли вновь «Леруа Мерлен» и «Кастораму», но профсоюзам апелляционный суд Парижа – не указ, «осеннее наступление на трудящихся» продолжается.
Конечно, профсоюзников тоже можно понять. Если разрешить работать по воскресеньям и в вечерние часы, одни сделают это добровольно и с удовольствием, других хозяева погонят силой и через не хочу. Выходные и ночные часы хорошо оплачиваются – вдвойне для постоянных сотрудников, в полтора раза – для временных. Соблазн, конечно. Ясно, что люди, которым и так всего хватает, может, и не захотели бы работать в воскресенье. Ни в понедельник, ни во вторник, честно говоря. Но ситуация во Франции сейчас отчетливо не такова, чтобы отдыхать. И вот итог – в XIX веке рабочие под знаменами профсоюзов маршировали против хозяев. В XXI веке рабочие под знаменами хозяев маршируют против профсоюзов.
Естественная убыль
Париж неузнаваем на летних каникулах. Эти каникулы – совсем не для школьников, а для взрослых людей, отправляющихся в отпуск.
Отпуск неотменим, как армейская служба. Вас сто раз успеют спросить: а где вы были в отпуске? А куда вы любите ездить в отпуск? А куда вы поедете в следующем году? Это не просто любопытство. Это еще и хитрый вопрос, ответ на который ясно обозначит вашу кредитоспособность, вкус и в конечном итоге те позиции, которые вы занимаете в парижском обществе.
Я много раз объяснял, что мне нет смысла ездить в отпуск. Зачем? Когда я жил в Москве, я каждый раз так и норовил отправиться в отпуск в Париж. Так что теперь я всегда живу в отпуске.
Я поздно сообразил, что, отвечая так, я выступаю против самих основ республики.
Парижане отправляются в отпуск, потому что это святое. Право на оплачиваемый отпуск французы получили только в 1936 году из рук социалистического правительства Народного фронта. С тех пор ни один фронт, ни народный, ни антинародный, на отпуск не покушался.
Это свобода, равенство и братство, за это умирали коммунары на баррикадах и рвали шелк лионские ткачи. Эти дни взять – как отдать. Хочешь не хочешь, а надо.