После парадных колонн идет техника. По нарастающей: машины все больше и больше, все уродливее и страшнее. Время от времени броневые машины застывают в нехарактерной для утреннего времени пробке на Елисейских Полях. В эти моменты в первых рядах нюхаешь дизельные выхлопы и думаешь, что плохо у них еще с экологией. Не скоро дождемся появления полезных для окружающей среды электрических танков.
Перед нами стрелок переговаривается с водителем, приоткрыв люк. Слова долетают из-за шума мотора: ругают полицию, которая никак не может разрулить движение у президентской трибуны. Но никто из них не скажет, как можно было бы ожидать: «Опять этот чудовищный трафик! Я лучше дойду пешком!» Настоящая армейская дисциплина.
У каждого подразделения своя форма: у одних цветные, почти театральные исторические мундиры, другие маршируют в камуфляже. Одни машут саблями, другие несут автоматические винтовки. Подразделения в цветах бывшей колониальной конницы – спаги – давно пересели на бронетранспортеры, но на парад выходят в своих белых плащах и красных кушаках. Альпийские стрелки всегда узнаются по огромным черным беретам-«тортам» и маршу «Сиди Брахим». Как обычно, в белых кепи проходят бойцы Иностранного легиона, говорят, среди них полно ветеранов славной российской армии. Очень живописны «пионеры» – саперы легиона с бородами, в кожаных фартуках и с топорами, которые идут впереди, а за ними несут звенящую «китайскую шапку»: начищенную медную штуковину с кисточками и колокольчиками. Вот только зуавов в красных фесках не осталось. В Париже зуав один – под мостом Альма, караулит наводнения.
Пожарные в блестящих касках – любимцы парижан, для них приберегают настоящую овацию. Здесь любят пожарных еще и за то, что ночью во всех частях начнутся традиционные балы пожарных, куда парижане и парижанки каждый год приходят потанцевать и повеселиться. Вчера я спросил у милой дамы в моей прачечной, что это такое – бал пожарных? Она зарделась и сказала: «Ну я ходила, конечно… Но тогда я была помоложе…»
После парада военные, как обычно, отправились брататься с гражданским населением, курсантов разобрали по домам. Передо мной в метро спустилась пожилая дама, несущая под мышкой сумочку
Без скидок на пол
Скидки в Париже бывают летом и зимой. Их ждут, на них надеются.
На моей улице – праздник. Праздник называется летние распродажи. И прав Хемингуэй, вот это уж точно
Азиатские туристы не успевают подтаскивать пакеты к своим отелям и по очереди фотографируются на фоне витрин с волшебной надписью «
Зато я точно знаю, что говорят друг другу мои соотечественники, которых вдоль по улице тоже немало. Я встречаю их в магазинах. Как правило, они передвигаются парами: мужчина и женщина. Женщина восторженна, мужчина крайне скептичен. Женщина ходит вдоль вешалок, мужчина с горьким выражением лица смотрит в угол. У примерочных слышно мужское шипение:
– У тебя такая уже есть!
– И так весь шкаф забит, вешать некуда.
– Ну и куда ты будешь это надевать.
– Ты это все равно носить не будешь.
– Не позорься, ты уже не девочка!
Так говорят злые мужчины, эгоисты и деспоты. Если же это дивно воспитанные и хорошо выдрессированные мужчины, они произносят стандартное: «Это тебе невероятно идет, моя дорогая», – и возводят глаза к небу, а в них тоска.
Самые разумные магазинщики давно завели для мужчин специальный позорный диван возле примерочной с подачей кофе, чтобы глава семейства мог как-то скоротать испорченный полдень, время от времени издавая одобрительное или недоуменное мычание. Нечто вроде комнат для детей в «Икее», с той разницей, что на этих диванах мужчины развлекают себя сами. Изумительное зрелище: рядком сидят сразу несколько мужичков и – так как они явно стесняются друг перед другом своей дурацкой роли, а курение давно запрещено – вместо спасительной сигареты хватаются за телефоны и начинают то ли проверять почту из министерства, то ли играть в шарики.
Мне жаловалась вчера моя московская коллега, которая не могла отдышаться после ссоры с мужем. «Он в магазинах просто звереет. Бери деньги, покупай, что ты хочешь, только быстрее – и пойдем уже отсюда! Я не могу с ним даже посоветоваться, он так морщится, как будто бы я делюсь с ним гинекологическими диагнозами. Но это же так важно для меня, почему он этого не понимает?»
Что я мог ей ответить? Долго не понимал этого и я. Помню, как страстно я объяснял одной знакомой женщине, что незачем тратить время на магазины, когда в Париже столько дивных музеев, и вообще, не пойти ли нам весело пообедать с вином. На что я получил однажды ответ: «Эти магазины для меня – совсем не магазины, они для меня как музеи, но с такими экспонатами, которые я могу носить».
Я подумал тогда, что это, в сущности, верно. Не каждая женщина сочиняет стихи или пишет картины. Некоторые из них музицируют только тогда, когда шампанского было много. Но каждая женщина – специалист по моде, хотя б и на прикладном, магазинном уровне. Аранжировка себя и есть ее жизнь в искусстве. Я подумал, как же мы глупы, когда говорим, что любим женщин, если не понимаем такую огромную и важную часть их существа.