Книги

До востребования, Париж

22
18
20
22
24
26
28
30

Если ты не уезжаешь в отпуск, с тобой что-то не так. В лучшем случае – интрижка в соседнем квартале, и незачем ехать так далеко, чтобы заниматься тем же самым. Поэтому все только и говорят об отпуске, смакуют его, обсуждают его и театрально прощаются – не как обычно, мимоходом: «До скорого!» («А bientôt!»), а театрально, как на перроне перед скорым: «Ну что же, до сентября, мадам! – До сентября, месье!»

На моей парижской улице закрылись за последнюю неделю три магазина и одна химчистка. Опущенные жалюзи, замки́, запустение. Ветер наметает кучки старых билетов метро, кошка ночует под витринами. Вы думаете, кризис? Ничего подобного – август!

Париж в августе не похож на себя. Все коренные жители усвистели из города – кто на северное побережье, кто на южное, где цена дневного лежака на частных пляжах может достигать в эти дни цены ночи в гостинице.

Правительство сбежало из Парижа. Все знают, куда оно скрылось. Еще Саркози велел министрам не мотаться по заграницам, а отдыхать на родине. С тех пор строгостей поубавилось, но остается одно требование – не дальше трех часов от Парижа. Хоть пешком, хоть на реактивном самолете. Фотографы будут теперь их выслеживать на пляжах и за столиками на террасах южных отпускных ресторанов.

По телевизору идут сводки с главных дорог, по которым горожане катят к морю. Куда они едут? Зачем? Море на самом деле – в двух часах, его чувствуешь в переменах погоды, в ночных дождях, чайки сидят у меня на крыше и прогоняют голубей.

В городе совсем мало машин, а шоссе задыхаются. В августе настоящего парижанина ищи на большой дороге. Что ему делать в городе.

И самые верные, самые любимые точки того и гляди преподнесут вам такой же неприятный сюрприз, как мои соседи из бара «Ферди», куда я отправился поужинать вечером: «Мы на каникулах. Одни уехали заниматься спортом, другие – лежать на пляже, а наш Алексис – ухаживать за девушками. Мы вернемся в начале сентября, загорелые и в хорошей форме. Отличного отдыха всем, кто уезжает». Вот такое объявление висит на двери.

А тем, кто остается? Им-то как быть?

И даже мой пиджак туда же, на каникулы! Я не успел забрать вещи из химчистки, и он, махнувши мне рукавом, сказал только: «До сентября, месье!»

Их папаша – нам не дед

#парижскиевремена́

Новогоднюю иллюминацию на Елисейских Полях стали налаживать еще в октябре. Это было очень странно, ярко светит солнце, донимает жара, а тут какие-то люди занимаются развеской новогодних лампочек на зеленых деревьях. Неужели они верят, что когда-нибудь в Париж вернется зима и каштаны на бульварах превратятся в елки?

Ведь и так круглый год в Париже есть своя вечнозеленая елка – Эйфелева башня, которая про вечерам то переливается огнями, как дискотечный шарик, то испускает световой луч, несомненно натолкнувший когда-то графа Толстого на идею книжки про гиперболоид инженера Гарина с его убийственной мачтой на таинственном острове.

В ноябре иллюминация расползлась с полей по городу, постепенно захватывая витрины главных магазинов.

Робко, понемногу, за стеклами витрин стали появляться елки и персонажи в красном кафтане и колпаке, напоминающие нашего Деда Мороза. Большой ошибкой будет назвать их Санта-Клаусами. Вас не поймут или не захотят понять. Точно так же, как в России внимательно следят за отличиями Деда Мороза от Санта-Клауса, здесь не смешивают англосакса с галлом и вместо оптимистичного «Jingle bells» поют, заливаясь слезами умиления, песню «Petit Papa Noël / Quand tu descendras du ciel / Avec des jouets par milliers / N’oublie pas mon petit soulier»[6]. Причем на мелодию, как сами признаются, вдохновленную «Тебе поем» Дмитрия Бортнянского. Прямое влияние Санкт-Петербурга и, между прочим, в итоге – самая популярная из когда-либо проданных на синглах французских песен.

Так вот – по городу Парижу растиражирован не Санта-Клаус, а Рère Noël, как бы это сказать по-русски, «рождественский папаша», ответственный за доставку подарков французским детям и взрослым. Письма ему посылают по почте – настоящей или электронной.

Бюро Рождественского папаши открывается ежегодно в первых числах ноября. В этом году конторе полвека, на письма здесь отвечают с 1962 года. Первый ответ написала Франсуаза Дольто (снова русский след – жена русского эмигранта, врача, основателя кинезитерапии Бориса Дольто). Но позвали ее сочинять письмо даже не потому, что она – знаменитый детский психоаналитик, автор книги «На стороне ребенка», а потому, что она была сестрой Жака Маретта, дипломата, разведчика, министра почты в правительстве президента Жоржа Помпиду.

Первое письмо замечательно, позднейшие гораздо хуже, может быть, потому, что сестры министров поглупели. Да и Рère Noël стал настоящим французским бюрократом и обзавелся штатом сотрудников. Как уверяют, одна из его секретарш даже читает и пишет на кириллице. То есть, кроме оленей, у него есть целый выводок секретарш, в том числе и русских красавиц. Впрочем, что удивляться. Уже то, что он père, а не grand-père, папа, а не дедушка, как мы в Москве привыкли, показывает его сравнительную молодость.

Это отлично знали, кстати, карикатуристы из журналов для взрослых, не раз изображавшие его в самых рискованных ситуациях. Он – мужчина в самом расцвете сил, а его санки рассчитаны на десять сил оленьих – с горящим в темноте носом десятого оленя Рудольфа не хуже красного «феррари».

Русские туристические агентства заманивают в Париж на Рождество: «тематические балы в старинных особняках, где ели упираются в многометровые потолки с хрустальными люстрами времен Людовиков, сумасшедшие праздники в жгучих кабаре, где блеск перьев, бриллиантов, улыбок и блесток сливается с грохотом канкана, нотами беспечного шансона, беспринципными танцами и брызгами шампанского». Перед этой рекламой мое воображение в бессилии отступает. Но я все же рискну предупредить любителей беспринципных танцев, которые как раз проще сплясать в Москве.

Рождество в Париже – это не дрызги шампанского, а пустые, как в августе, улицы. Горожане не уехали, но забаррикадировались (и не в жгучих кабаре, а в своих домах, куда вас не позовут), солнца не в пример меньше, не снег, но дождь, рестораны переполнены, а в магазинах все покупают ненужные подарки, чтобы передать их курьерской службе Рождественского папаши.