Дорогой П.,
Спасибо за записку и за информацию. Будем надеяться, что все так и есть. В случае чего у меня все готово. Стоит мне начать думать об этом, я страшно дергаюсь, так что не буду ничего писать. Ты просишь тебя не благодарить, но я все равно благодарен. Но мне правда нужно, чтобы это произошло, нужно больше, чем прежде, – сейчас объясню.
Чарли в порядке – по крайней мере, насколько можно ожидать. Я объяснил ей что мог про Закон о врагах государства, и хотя не сомневаюсь, что она все поняла, я не уверен, что она осознает, какое влияние он окажет на ее жизнь. Она знает только, что именно поэтому ее исключили из колледжа за три месяца до выпуска и поэтому нам пришлось идти к регистратору зоны, чтобы в ее удостоверение поставили печать. Но она вроде бы не грустит, не взбудоражена, не в депрессии – спасибо и на том. “Прости, котенок, прости”, – все время говорю я ей, а она отвечает: “Ты же не виноват, дедушка”, – и мне хочется расплакаться. Ее наказывают за грехи родителей, которых она не знала, – этого что, мало? Чем еще ее надо придавить? Ну и мера, конечно, смехотворная, никаких повстанцев она не остановит. Ничто их не остановит. А между тем вот тебе Чарли и все это новое племя незаконных людей: дети, братья и сестры врагов государства, большинство из которых давно умерли или исчезли. На последнем заседании Комитета нам сказали, что если повстанцев не удастся подавить или по крайней мере сдержать, придется применять “более суровые меры”. Никто не объяснил, что это значит.
Ты, наверное, видишь, что я все это переношу гораздо тяжелее, чем она. Я все время прокручиваю в голове ее будущее, и время от времени – как ты прекрасно понимаешь – оно наполняет меня ужасом. Она хорошо училась, ей даже нравилось. Я мечтал, что она получит степень магистра, а то и доктора, что найдет работу в какой-нибудь маленькой лаборатории – не модной, не богатой, не престижной. Она могла бы работать в научно-исследовательском заведении где-нибудь в провинции, жить хорошо и спокойно.
Но теперь ей запрещено получать диплом. Я пошел к своему знакомому из МВД и умолял его сделать для нее исключение.
– Марк, ну пожалуйста, – сказал я. Он однажды видел Чарли, несколько лет назад; когда ее выписали из больницы, он принес ей плюшевого кролика. А его сын умер. – Сколько можно. Пусть у нее будет еще один шанс.
Он вздохнул.
– Если бы время было другое, я бы все сделал, Чарльз, ты же знаешь, – сказал он. – Но у меня связаны руки – даже для тебя я ничего сделать не могу.
Потом он сказал, что Чарли еще “повезло”, что он уже “замолвил словечко” за нее. Я понятия не имею, что это значит, и вдруг оказалось, что и знать не хочу. А вот что меня отодвигают в сторону – это уже не вызывает сомнений. Я и так некоторое время об этом знал, а теперь вижу воочию. Это случится не сразу – но случится. Я такое уже видел. Ты не теряешь влияние мгновенно – это происходит постепенно, на протяжении нескольких месяцев, даже лет. Если повезет, ты просто становишься незначительным существом, тебя переводят на какую-нибудь бессмысленную должность, где ничего толком сделать нельзя. Если не повезет – станешь козлом отпущения, и хотя это можно расценить как извращенное хвастовство, я понимаю, что, учитывая все, что я осуществил, что планировал, чем управлял, мне, скорее всего, светит какая-то публичная порка.
Поэтому мне нужно действовать быстро – на всякий случай. Прежде всего надо найти ей работу в государственном учреждении. Это непросто, но она будет в безопасности, а работа эта пожизненная. Я пойду к Уэсли, который не посмеет мне отказать даже сейчас. А потом, как бы абсурдно это ни звучало, мне надо будет найти ей мужа. Не знаю, сколько у меня осталось времени, – я должен убедиться, что обеспечил ее всем, чем мог, а если нет – что смогу исправить положение. Пока что у меня на такое есть силы и возможности.
Буду ждать вестей от тебя.
Дорогой мой Питер,
Вчера дикая жара чуть-чуть спала, ожидается, что завтра фронт переместится к северу. Последние несколько дней были чудовищны – множество смертей, а мне пришлось использовать часть талонов, чтобы заменить кондиционер. Я копил их, хотел купить Чарли что-то симпатичное, что можно надевать на наши деловые встречи. Ты знаешь, что я не люблю тебя ни о чем таком просить, но ты не мог бы мне что-нибудь для нее прислать? Платье или блузку с юбкой? Из-за засухи в город почти не доставляют ткань, а когда доставляют – все запредельно дорого. Прилагаю ее фотографию и размеры. Конечно, обычно я в состоянии что-то купить, но стараюсь скопить как можно больше, чтобы передать ей, когда она выйдет замуж, – особенно учитывая, что мне все еще платят золотом.
Но есть расходы, которых избежать невозможно. С новым брачным маклером меня познакомил А. – именно он устроил его собственный брак с овдовевшей лесбиянкой. Если нужны доказательства, что моя репутация уже не та, что прежде, – пожалуйста: я не мог немедленно записаться к этому маклеру, хотя известно, что он незамедлительно помогает любому высокопоставленному чиновнику из госведомства. Но это А., с которым я теперь вижусь редко, пришлось организовать нашу встречу.
Мне он сразу не понравился. Высокий, костлявый, в глаза не смотрит и всячески дает понять, что встретился со мной исключительно из любезности.
– Вы где живете? – спросил он, хотя я прекрасно знал, что он уже знает основные детали моей жизни. Но я решил подыгрывать.