– Да, скажешь тоже, – отозвался на это Устиныч. – А кто мне пенсию будет платить? Королева Великобритании? Я боюсь, что и в Латвии не отломится мне на безбедную старость, и придётся работать пока ноги ходют, да руки шаволятся. И дом ентот мне не поднять на мою зарплату. Что я получаю? – 1200 долларов в месяц. Кот наплакал. Адом такой тысяч на сорок фунтов стерлингов потянет. С каких шишей я куплю его? – Устиныч, – пытаюсь убедить я, – а мы поторгуемся.

– Вот ты и торгуйся, – ответил на это Устиныч.

В одном из открытых двориков мы увидели какое-то редкое дерево с вертикально стоящими на ветках конусными шишками красного и лилового цвета. «Дед» был так поражён видом этих шишек, что не избег соблазна сорвать одну из них – самую спелую и самую лиловую. Для этого мне пришлось подсадить его на ближайший сук. Всю дорогу «дед» нёс шишку, как некую драгоценность, беспрестанно любуясь ею.

– До дому, интересно, довезу? Или увянет? – гадал «дед», – хотелось бы довести, жене показать. И что за цвет такой? Что за дерево диковинное? Может, смоковница, – вдруг предположил он.

Дело в том, что на судне кто-то оставил Библию на русском языке в переводе Гедеоновых братьев, и «дед» за неимением другого чтения стал полистывать Священное Писание, где притча Христа про смоковницу почему-то более всего впечатлила его.

– Нет, точно смоковница, – всё более утверждаясь в своей версии, повторял он, любящим взором вперившись в конусное соцветие.

Когда мы подошли к причалу, где полным ходом шла перезагрузка арматурного прута с подъезжающих машин в трюм, дед по-свойски приблизился к одному из стропальщиков и, подправив для приличия усы, спросил его на русском языке с явным йоркширским диалектом:

– Эта, э-э-э, смокоуница?…

Он так и сказал – «смокоУница», будучи в полной уверенности, что английский докер отдаст должное его произношению.

Рабочий взял шишку, долго вертел в руках и, пожав плечами, сделал вывод:

– I don’t know (я не знаю).

– Наверное, Библии не читает, – предположил «дед».

Я не стал разуверять «деда» и объяснять, что на смоковнице растут не яркие конусные шишки, а почти невзрачные фиги. Он мог бы ещё не так понять и обидеться на меня. Пусть уж лучше думает, что смоковница растёт не в Палестине, а в Англии.

Матрос-радист с боцманом нашли где-то в окрестностях Куинборо дикую яблоню и несколько алычовых деревьев. В итоге принесли на камбуз целый мешок плодов. Тащил мешок, конечно, боцман. Матроса бы мешок свалил на первом шагу. В тот же день кок испёк большой яблочный пирог и сварил компот из алычи. Флюс морщился от компота. А боцман настаивал:

– Пей-пей! Зря я, что ли, собирал? Здесь же сплошные витамины. Будешь здоровым и пуленепробиваемым.

– Уж лучше пусть меня убьют из автомата, чем пить такую кислятину, – отвечал на это матрос Флюс, – аж скулы сводит.

– А ты хочешь на шару и ещё, чтобы сладким был? – возмущался боцман. – Пей!

Шаровый компот мы пили почти 10 дней, и он нам здорово надоел. Навитаминизировались так, что у некоторых пошли мелкие красные прыщи на лице и шее. Сначала не поняли, в чём дело. Но матрос Флюс, он же Хоттабыч, объяснил:

– Это всё от компота. Деревья были брошены, бесхозные. Может, там почва заражена. Я вот не пил, и прыщей нет.

– Что ж ты сразу не сказал? – стали выговаривать ему свои же братья-матросы.