В заключение выражается надежда на то, что все члены партии примут во внимание все сказанное в письме и будут работать в этом направлении”.
После чтения письма было обсуждение.
Каждый день понемногу или помногу я занимался переводом. Переведено уже 50 страниц — больше половины, всего будет страниц 85, листа 4 печатных.
Сегодня мне пришла в голову хорошая мысль — поработать в архиве Окт[ябрьской] Революции, когда буду писать повесть об Остапе Незамайбатько.
3, 4 и 5 — были экзамены, провожу последнюю сессию, просиживаю в Институте по несколько часов.
7 января, понедельник.
Был в Доме Архитектора, где члены Московской организации Писателей заслушали информацию о состоявшемся в ЦК КПСС совещании по вопросам литературы (в декабре 56 г[ода]). Присутствовали секретари ЦК Шепилов, Поспелов, Фурцева, Брежнев (руководитель совещания), Секретари Правления СП и члены Правления, художники композиторы. Информацию делал Сурков и, т.к. он говорил довольно быстро, я записал далеко не все, однако, получилось достаточно много по моей краткой записи краткого положения выступлений, сделанного Сурковым. И это не удивительно: совещание заняло 4 заседания часов на 15, где выступали 15 человек без ограничения времени.
Сурков начал с того, что в ноябре 56 г[ода] в силу разногласий между членами Правления СП коммунистами по существенным вопросам литературной политике секретариат СП просил устроить им прием в ЦК. Совещание было созвано в декабре.
Сурков (передаю его речь в 1-м лице). Я выступал первым. Я поднял ряд вопросов, возникших после ХХ съезда КПСС и обсуждавшихся писателями в различных собраниях и при встречах и говорил о значительных нотках нервозности и односторонней критики. Конечно, большинство организации настроено в здоровом духе, но есть целый ряд явлений, мимо которых нельзя проходить.
В основном, все эти явления сказаны с ликвидацией культом личности. Нарушения социал[истической] законности при Ежове и Берия больно ударили по литературн[ым] кадрам. Многие писатели пострадали и даже погибли. За ряд лет, предшествовших 1953 году, целый ряд имен стали для нас запретными, анонимными. Их книги были изъяты из обращения, а имена их выпали из истории совет[ской] литературы. И эти последствия культа личности надо ликвидировать, живых надо возвратить и дать им возможность работать, а мертвых реабилитировать. Заслуживающие этого книги надо переиздать, а имена восстановить в истории литературы.
Очень важным последствием культа личности Сталина является перекашивание живого исторического процесса в книгах — и это надо пересмотреть.
Большинство литераторов после ХХ съезда КПСС согласны, что руководство партии литературой прогрессивно и закономерно, и лишь немногие выступают против этого. Конечно, в этом деле были и недочеты; по линии партийного руководства по линии СП были случаи администрирования, мелкого опекунства и всякие иные недостатки. Появились такие моменты, на которых мы должны остановить свое внимание и внимание партии. Амплитуда разных колебаний и мнений очень велика, от романа Бека (“Жизнь Брежнева”?) и ненапечатанного романа Пастернака “Доктор Живаго” до “Трудной весны” Овечкина. Пастернак в своем романе дает враждебное изображение Окт[ябрьской] Революции, а “Трудная весна” — глубокое и критическое изображение развития жизни на селе с ясным желанием укрепить наш строй. Интересно, что в окололитературной среде вращаются подпольно рукописные произведения видных и невидных писателей, дающие перекошенное изображение в действительности.
Сенсационное обсуждение романа Дудинцева “Не хлебом едины” стараются представить, как важное событие в литерат[урной] жизни Москвы.
Я считаю, что редакция “Нового Мира”, начиная с публикации пьесы Назыма Хикмета “А был ли Иван Иванович?” давала произведение, где явления нашей действительности изображаются под определенным углом зрения — выпячиваются недостатки. Сюда относятся пьеса Назыма, роман Дудинцева, рассказ Гранина “Собственное мнение”, завершавший год роман Кабо и некоторые материалы критики и публицистики.
Симонову, редактору “Нового Мира”, но и одному из секретарей Правления СП, по-моему проводить такое разноречие бесчестно. Следует договориться о принципиальной, партийной основе работы. Симонов на большом беспартийном собрании завед[ующих] кафедрами литературы в МГУ прямо и открыто критиковал решения ЦК по идеологическим вопросам — он, как коммунист, не имел права этого делать по уставу партии, он должен был поставить вопрос в партийном порядке.
Далее Сурков пересказывает выступление следующих ораторов.
Кожевников. У некоторых из наших писателей испортилось настроение. Распространяется копание в ранах нашего общества. Доказательства: рассказ “Собственное мнение”, статья в “Вопросах философии” и необходимости освободить литературу от партийного руководства. Нельзя допустить критику в отношении проведения этого принципа.
В. Смирнов. Необходимо уточнить решения партии по идеологическим вопросам. Надо созвать Пленум Правления СП и там обсудить все эти вопросы. Клеветнические произведения Дудинцева и Гранина, ненапечатанная пьеса Дубова — это мелкобуржуазная реакция на решения ХХ съезда КПСС. Обсуждение романа Дудинцева было организовано плохо, не выступили некоторые товарищи, которым следовало это сделать (Чаковский и др.). У него, Смирнова, нет сработанности с Симоновым, в частности имеются разногласия по подбору кадров в аппарате и т.д. Симонов после возвращения из отпуска уделяет мало внимания работе в Союзе.
Симонов. Признает, что неправильно выступил на собрании преподават[елей] л[итерату]ры в МГУ. Считает, что в романе Дудинцева все же больше хорошего, чем плохого. Ничего страшного не было допущено и при обсуждении его, там было больше писателей, чем посторонних. Линия “Нового Мира”, по его мнению, правильная, так как надо больше говорить о недостатках.
Атаров, редактор журнала “Москва”. Говорит, что не надо поддаваться панике, которую он услышал в выступлении Кожевникова. Не следует допускать и лакировки. Все вопросы надо обсудить в Союзе Писателей, где Пленум не собирался долго. Считает, что неправильно была напечатана и перепечатана ст[атья] художника Соколова-Скаля о состоянии искусства. Роман Дудинцева имеет серьезные недостатки, в нем пропущена диспропорция между плохим и хорошим. На обсуждении романа получилась галерка, мешавшая свободному обсуждению. Этот роман все же следует обсудить в более спокойной обстановке и взять на вооружение.