– Я рискну.

– Это твое решение, – ответил я, – единственное, что я могу сказать: ты уничтожаешь парня, который уже в команде и оказался здесь после триумфального гола в матче с Уругваем.

– Да, но в данном случае все будет иначе.

Единственное, о чем я волновался тогда, – это о том, как утешить Педро, который плакал словно ребенок. А меня успокаивало только то, что вместо него будет Негро Энрике, монстр. Я заставил Билардо поставить его, несмотря на возражения, что Энрике почти не играл в команде, и заставил бы снова, ведь он относился к нам слишком субъективно.

Другим новым игроком стал Олартикоэчеа. Для меня он являлся козырем, пиковым тузом. Никогда, никогда он не был постоянным игроком команды. Но было видно, что физически он адаптировался к местным условиям и каждый раз, когда ему выпадало играть, он растворялся. И становился крошечным. Баск играл в тот день из-за Гарре, который уже достиг лимита предупреждений в игре с Уругваем. Если бы не он, Баск не вышел бы на поле. Не хочу повторяться, но разговоры Билардо, которые, говорят, длятся по часу – это все вранье; они продолжались 20 минут максимум. И некоторые решения у него происходили просто сами по себе. Случай с Энрике, например: Негро и не представлял, что будет играть в этом матче. Не имел ни малейшего представления. Более того: он узнал об этом в самый день игры. И знаете кое-что еще о Негро Энрике? У него не было обуви, не было ни одной фирмы, которая дала бы ему обувь. Я связал его с Puma, чтобы они предоставили ему обувь к чемпионату мира. Скажите, такое может произойти с игроком в наше время? Даже мальчишки из юношеской команды имеют спонсоров, которые обеспечивают их обувью!

Правда, что с приходом Энрике мы поменяли тактику и блокировали больше половины поля, с Бурручагой и Джусти по левому флангу. С другой стороны, то же самое делал Негро с Олартикоэчеа сзади. В центре был Сечо. Сзади, за свободным защитником, Браун с Кучуффо и Руджери в роли стопперов. Впереди – Вальдано, который отходил назад, и я.

Историческая схема, результат тактической революции Билардо, который мы все хорошо помним, появилась в четверти финала. До этого мы играли с четырьмя игроками сзади, давайте без заморочек.

Дело в том, что английская команда была очень умной, они играли с каждым противником соответствующим образом. Не было ни одной команды, которая смогла обойти нас или добраться до нашего уровня. Не-еет, все наоборот. Не считая пары минут в матче с Англией, мы никогда не оказывались в непредвиденной ситуации в игре.

Мы видели матч Англии с Парагваем, где она победила со счетом 3:0. Мы знали, что англичане хорошо играют на середине поля, но также мы знали, что они не дети, что это взрослые мужчины с опытом. Вспоминаю их состав: Шилтон, Стивенс, Сэнсом, Фенвик и Бутчер; Хэйтли, Рид, Стивен и Ходж; Линекер и Бирдсли.

С Ходжем я познакомился еще раньше и думал, что за ним надо присматривать во время игры, у него был сильный удар обеими ногами, он был силой команды. Об этом мы тоже говорили с Билардо. Мы не беспокоились из-за Барнса, который оказался в команде и все только усложнил нам. Каждый раз, как я вижу Барнса, а видел я его много раз, на чемпионатах, в Англии, в Дубае, он всегда начинает хохотать, будто говоря: «Вот это я вас напугал!»

И правда, он нас еще как напугал, но уже в конце. А до этого инициативой владели мы. Да, у нас было много мыслей в голове, хотя мы много готовились, чтобы такого не произошло. Вся эта война… Первый тайм мы слегка нервничали, нам понадобилось 45 минут, чтобы войти в игру.

Мы играли после матча с Уругваем, и, как я уже говорил, это была и есть лучшая игра нашей команды. Не хочу обидеть Уругвай, но с Англией мы сражались. Я был уверен, что Англия находилась на ступень выше Уругвая. Но что произошло? Это не означало, что их мы уважали больше в плане футбола. Мы уже имели свою репутацию и не могли совершить ошибку и отступить, не могли! Мы должны были двигаться вперед. Если вы спросите Вальдано, он вам все-все расскажет. В перерыве я сказал: «Ребята, ребята! Ни шагу назад, ни шагу!» Я чувствовал, что мы слишком погружались в свои мысли, и мне это совсем не нравилось. Билардо ничего не комментировал. Не сказал ни слова. Хотя нет, он сказал: «Ты прав, Диего».

Что видел я? Разные вещи. Во‑первых, ужасное состояние покрытия, просто ужасное. Хотя это поле казалось мне великолепным по сравнению с предыдущим, но, если честно, состояние его было плачевным. И что произошло? Мы уже привыкли к такому полю, наверное, потому, что мы тренировались намного больше и адаптировались быстрее после того, как мы играли в Америке.

Во‑вторых, жара. Было невыносимо жарко. Но мы справлялись. Англичане страдали от жары намного больше, чем мы. И очень быстро уставали.

А еще важнее – высота. Англичане приехали после игры в Монтеррей, на равнине. А у нас был опыт игры в Мехико, более того, мы жили там. Нам уже не разрывало грудь, мы летали.

Поэтому иногда англичане били не вовремя. Но без плохих намерений. Я никогда не видел весь матч целиком, и теперь, когда я его посмотрел, я соглашусь с тем, что думал тогда: матч был абсолютно лояльный. Видно, как англичане раздают нам пинки и тут же помогают нам встать. Не наблюдалось никакого напряжения, которое возникло бы, если бы игра воспринималась как нечто большее, чем футбольный матч. Никакого напряжения, только пасы.

Более того, на этом матче игроки больше не преследовали друг друга. Я всегда играл свободно. Не знаю, что думал Робсон, видимо, он решил, что, подсылая ко мне своих игроков, он облегчает мне игру, поэтому за мной не следил никто. Англичане не назначили мне индивидуального опекуна.

Я всегда свободно передвигался в атаке и мог оказаться на поле там, где мне было нужно. Я бежал до середины поля и еще немного вперед, потому что знал, что смогу закрыть какой-нибудь угол, и моей команде будет намного проще.

Так мы росли как команда. Я имею в виду, что мы не развивались как команда на тренировках, а вот во время игры еще как, и это было очевидно.