Когда сестра произносит все это вслух, я впервые осознаю, что просто смешно и дальше верить в их возвращение.

В этот миг меня оставляет последняя надежда.

Чужак прикрывает ухмылку грязной ладонью. Он смеется над наивностью Сэйдж.

– Не хочется вас расстраивать, – говорит он, протягивая руку с вилкой и забирая недоеденное нами мясо, – но она не вернется.

Сэйдж поворачивается ко мне. Темные глаза полны слез. Беру ее за руку, и мы сплетаем пальцы.

Прикончив козлятину, чужак толкает тарелку к нам.

– Долгий выдался денек, девочки. Пойду-ка я спать.

Поднявшись, он направляется к маминой кровати, хватается жирными руками за ножки и снова подтаскивает к двери. Уже через секунду, повесив шапку на столбик кровати, он укрывается с головой одеялом.

Стараясь не шуметь, мы убираем со стола и наливаем в раковину воды, чтобы помыть посуду.

– Рен, – шепчет Сэйдж, наклоняясь ко мне. – Как ты думаешь, зачем он ищет Маму?

Искоса смотрю на нее, прижимаю к губам палец и беззвучно шикаю. До чужака всего футов двадцать, а он еще не захрапел. Нельзя, чтобы он слышал наши разговоры.

Смотрю на доску с календарем в том углу, где Мама собирала нас на плетеном коврике на уроки, и замечаю таблички из шифера и жестяную банку с белыми мелками.

На цыпочках крадусь через комнату, хватаю две таблички и два мелка. Начинаю писать первое послание для Сэйдж. Мел скрипит по шиферу; я замираю, сердце уходит в пятки. Вдвоем смотрим на незнакомца, но он даже не шевелится.

Ослабляю нажим и пишу:

«Он не должен слышать, как мы разговариваем».

Сэйдж кивает и пишет на своей табличке:

«Мне страшно».

– Знаю, – одними губами произношу я и пишу дальше: «Я собираюсь вызволить нас отсюда».

«Как?» – пишет она.

Пожимаю плечами и беззвучно говорю: