За зеркалом над тазиком висит мамин шкафчик с медикаментами. Там она держит медицинский спирт и ватные тампоны, бинты и мази, алоэ вера, камфору и аспирин, но самое главное – мелатонин и корень валерианы, снотворные.

Завтра вечером, когда мы с Сэйдж будем готовить ужин, я растолку таблетки и подмешаю их в пищу. Положу тройную, если понадобится – четверную дозу, только бы он уснул, чтобы мы ушли сразу после заката.

Если уйдем под покровом ночи, ему будет труднее выследить нас. Даже если он проснется и поймет, что мы сбежали, то от лекарств настолько ослабеет, что только хуже себе сделает, если пойдет за нами. Он заблудится. А сейчас холодно. И в довершение ко всему… мы заберем его сумку.

Остается только решить, как нам без шуму выбраться наружу. Зимой при сухой погоде хижина, как правило, дает усадку, оконные рамы зажимает, и требуются невероятные усилия, чтобы их открыть. Зачастую процесс этот сопровождается грохотом и скрипом.

У меня меньше суток, чтобы что-то придумать.

С неба начинают сыпаться пушистые хлопья снега, и за несколько минут землю устилает белым покровом. Если повезет, к нашему уходу он растает, и следов не останется.

– А телевизор – зло? – спрашивает у незнакомца Сэйдж, пока я мою посуду.

Не поднимаю глаза и стараюсь не обращать внимания, но спрашиваю себя, почему она с ним подружилась. Он не сделал нам ничего плохого, но это еще не значит, что мы уже друзья и нам ничего не угрожает.

Подперев голову рукой, мужчина зевает. Не знаю, почему он постоянно выглядит уставшим, но надеюсь, что это будет нам на руку, когда мы уйдем.

– Правительство его регулирует, – отвечает он. – Но показывают и плохие вещи, это точно. Такие, что вы, девочки, испугались бы.

Много лет назад мы с мамой говорили о том, как она развлекалась в детстве. Мама упоминала что-то под названием мультики, которые она смотрела по телевидению – сокращенно ТВ. Она сказала, что ТВ начиналось как вещь полезная, ориентированная на семью, а потом стало жестоким и непристойным и принялось насаждать жестокость и непристойность.

– Правительство? – спрашиваю я.

– Да, – отвечает он. – ФКС.

Еще Мама говорила, что наше правительство развалилось.

Она рассказывала, что когда-то у нас были лидеры и президенты, желавшие совершить великие дела для страны и народа. Когда мы осознали, что правители нам лгут, говорила она, мы выступили против. Наша хваленая демократия распалась, все перестало работать. Не стало ни президентов, ни политических партий, ничего… только местные органы власти, которые следят за состоянием дорог и сбором налогов.

Все это мама рассказывала мне на уроках истории.

– ФКС? – спрашиваю я.

– Федеральная комиссия связи, – объясняет он. – Они определяют, что можно и что нельзя показывать по ТВ.

– Кто ими руководит? – интересуюсь я.

Мужчина морщится.