– Пламя можно заморозить. Правда ведь? Это…замечательно. Поэтому холод так прекрасен и так уютен.

– Понятно, – над его словами стоит поразмышлять, но не в столь напряжённой обстановке. Наверное? – Так ты проверил батареи, да? Может, пойдёшь уже по своим делам? Я жутко устала и хочу спать, а тебе, между прочим, никто не предлагал составлять мне компанию. Намёк понят?

– Конечно, – я почти роняю челюсть. – Но ты ведь не хочешь, чтобы я уходил, да? – разумеется. Я отпахала четыре с половиной часа, убираясь в чужом доме, наспех выполнила домашнюю работу, решила поспать пару часов, а потом встать пораньше, чтобы дописать долбаное сочинение, и сейчас, увидев тебя в наполовину расстёгнутой рубашке, конечно же, вдруг перечеркнула все свои планы и безумно захотела выпить чая!

– Очень даже хочу! Давай, ступай своей дорогой. Наши занятия, между прочим, начинаются через несколько часов. Ты что, норовишь прийти с несвежей кожей и расстроить всех своих фанаток? – но, судя по тому, как усмехнулся принц, хочет он явно не чая и не здоровую кожу.

– Не переживай, их мнение мне безразлично. К тому же, завтра мы не идём ни в какую школу.

– Ты думаешь, о чём говоришь? Завтра по плану репетиция Грей! Если главный айдол не явится в театр и не сыграет свою роль, она снимет скальп с нас четверых, – принц опять смеётся.

А потом вмиг преодолевает разделявшие нас метры и…с осторожностью и трепетом смыкает руки на моей талии. Под тяжестью его веса я сажусь на колени. Чертёнок пристраивает голову на моём плече, дыша спокойно и размеренно. Утыкается носом в шею, касается кожи холодными губами, да так нежно, что по спине пробегают мурашки, проводит по позвоночнику длинными пальцами и вдруг обращается в камень.

Боясь шелохнуться, я приказываю телу оставаться холодным. Липкий страх, какой приходилось чувствовать в этом доме лишь два раза, пробирается к горлу и сковывает дыхание. Мои дрожащие пальцы опускаются на голову Даррена, аккуратно притрагиваются к мягким волосам. Разум твердит, что я полная дура, что нужно быть готовой к худшему, вооружиться своим магическим потенциалом, и я почти соглашаюсь с ним, когда…

– Даррен?.. – брови ползут вверх, а сердце начинает дико колотиться в груди, подливая щекам краски. – Что случилось, Даррен?

Шею защекотали одинокие капельки. Холодные, будоражащие воображение, ещё, ещё и ещё.

– Ты плачешь?! – я шокирована до такой степени, что словарный запас резко опустел. Сдерживать собственные слёзы становится всё труднее.

Холод его души, смешиваясь с морозом каменной кожи расползается по телу, пробирается в кровь и заставляет сердце биться всё медленнее.

– Почему ты плачешь?

Не в силах дышать полной грудью, начинаю глотать воздух маленькими порциями. Слёзы текут по щекам, по шее, капают в ворох смоляных волос и заставляют глаза слипаться. Ресницы тяжелеют, поэтому я медленно прикрываю веки.

– Почему плачешь ты? Я тебя обидел? – его бархатистый голос, полный вины и невероятной ласки, хлещет кожу лютым морозом.

– Мне холодно, – холодно. Холодно. Почему так холодно?

– Холодно? Почему тебе холодно? Я ведь так люблю тебя…разве ты не чувствуешь?

Клубы пара слетают с потрескавшихся губ. Каждый новый вдох отдаётся острой болью в лёгких. Становится так тяжело, что я невольно горблюсь. Попытки согреться увядают где-то глубоко внутри, как и попытки прочувствовать собственный пульс.

– Не чувствуешь?

Сердце огненной ведьмы не потушить и не заморозить. Его невозможно поколебать, потому что девушки, которым природа даровала столь сильный дар, пережили муки, несравнимые с муками земной жизни. Только любовь может отнять заложенное природой. Только чёртово высокое чувство способно нарушить все законы сверхъестественного.