Через день-другой все прошло, мама снова стала собой, впрочем, ненадолго. Пошли скандалы, поведение женщины стало меняться. Понимаешь, что это значит, Никита? Клиническая смерть все-таки была, просто она не зафиксирована! О ней никто не знает, кроме дочери, а дочь молчит, поскольку: а) дала слово, и б) ей страшно. А почему мама вдруг очнулась — очередная медицинская загадка, хотя без вмешательства внешних сил, конечно, не обошлось. Теперь все сходится — это она…
— Варвара, ты супер… — пробормотал я. — Нет, правда, я без ума от тебя…
— Неужели? — хихикнула она. — Да ты и до меня был странным… А супер, мой дорогой, это когда без контакта. Подобные методики существуют, но не всем они по силам. Я пока не умею.
У «Красного факела» стояла очередь из желающих повернуть влево. Я желал пуще других! Поэтому пер по средней полосе, на перекрестке подался влево, вклинился перед головной машиной. Водитель протестующе загудел. Да пошел он! Мы миссию выполняем! Гаишников на ответственном перекрестке не было, и через несколько минут мы уже въезжали под арку на Сибирскую.
Нетерпение гнало, я никому не уступал! На город укладывались сумерки — еще полчаса, и дальше носа ничего не увидишь. Отчаяние сжимало грудную клетку. Мы потеряли уйму времени, эта выдра уже наверняка свалила! Затор перед школой, здесь я был бессилен. Я давил на звуковой сигнал, но никто не желал расступаться. Узкая проезжая часть, обочины забиты стоящими машинами, пропускали встречный поток.
— Ты что, ослеп?! — вдруг взвизгнула Варвара. — Она же мимо проехала!
Недолго ослепнуть от такого обилия фар! Как она заметила?
— Ты уверена? — ахнул я.
— Да, это точно она, обернись!
На пару мгновений в зеркале возник зеркально отраженный номер. Это была Крапивина. Значит, не все еще потеряно. Но как выбраться из этой толчеи? Выедет из арки, там либо налево, либо направо, и мы ее теряем! Дернулась машина впереди, протащилась вперед на несколько метров и снова встала.
А вот теперь я не зевал. Баранку круто влево, одновременно давил на клаксон, и через миг моя машина перегородила обе полосы. Встречные встали, не давить же кретина. Сзади тоже гудели. Я двигался рывками, взад-вперед, несколько секунд позора — и я уже возвращался к арке, сквозь которую проехал несколько минут назад. Прочь с Сибирской — она уже надоела!
— Варвара, смотри внимательно, — бормотал я. — Ты глазастая, должна заметить. Где эта супер-убийца вселенского масштаба?
Нет, окончательно темень еще не пала. Черный кроссовер выделялся на сером фоне. Он повернул налево, к ЦУМу, и снова мне пришлось проявлять чудеса автомобильной эквилибристики — с выездом на встречку, чтобы не отстать. Прижать к обочине, попробовать задержать? А какие основания? Менты обхохочутся. Кривицкий с Губиным уже не хохочут, но и не помогут «сумасшедшим», поскольку не хотят остаться без хлебной работы.
К вечеру субботы пробок не было, Крапивина играючи прошла поворот у ЦУМа, вырвалась на Димитрова. Я шел за ней через две машины, рисковал застрять на светофоре. Но тот, что у «Красного факела», мы прошли, впереди — мост с двумя дамбами и никаких препятствий…
«Сорренто» в среднем темпе двигался по мосту, а я держался сзади, на соседней полосе. Наше положение было выгоднее — я видел машину Крапивиной. А она в зеркало — только мои фары.
Варвара молчала — и то ладно. Мы съехали с моста, приближались к ТЭЦ-2. Кривицкий позвонил так своевременно! Я описал ситуацию, он задумался.
— У тебя громкая связь не включена?
— Нет.
— Ладно, хорошо… Я не знаю, куда она направляется, но у Крапивиной есть дача — на Ордынской трассе за Хилокским рынком. Полтора километра от кольца, нужно свернуть налево. Садовое товарищество называется «Полесье». Мы ездили туда пару раз, ну, ты понимаешь… — Кривицкий замялся. — Там добротный дом, неплохой участок, печка в доме…
«Широкая постель», — срывалось с языка, но, к счастью, не сорвалось.