Варвара возмущенно выдохнула — так мы никогда ничего не узнаем! Предположение оказалось верным — «Сорренто» пролетел квартал, ушел на правую полосу и свернул под моргающий зеленый на Сибирскую. Я подлетел к светофору, но пришлось остановиться — слева, со стороны «Александровского сада», уже неслась кавалькада легковушек. Пришлось скрипеть зубами, набираться терпения.

Светофор позеленел. Я свернул на узкую улочку, запруженную припаркованными автомобилями, проехал пожарку и обнаружил, что черный «Сорренто» уже свернул во двор 42-го дома и осваивает узкий проезд вдоль жилых подъездов. Все правильно: Крапивина ехала домой. Ее подъезд — последний, 73-я квартира на пятом этаже.

Я благоразумно не стал ее преследовать, встал на Сибирской. Отсюда хоть что-то было видно.

Крапивина доехала до крайнего подъезда и уперлась бампером в бетонный блок. Дальше проезда не было — местные жители постарались. Насколько мне подсказывала память, дальше находились овощехранилище и огороженные шлагбаумами дворы пятиэтажек. Возможно, я поступил правильно, что не стал пороть горячку.

Крапивина вышла из машины и первым делом осмотрелась. Мой серый «Террано» на таком удалении был просто пятном. Она смотрела исподлобья, придирчиво, сканировала взглядом все машины, находившиеся во дворе. Потом поставила «Сорренто» на сигнализацию и вошла в подъезд, воспользовавшись ключом от домофона.

— И что дальше? — спросила Варвара. — Субботний вечер, человек пришел домой… Что дальше, я тебя спрашиваю?

— Сиди в машине, — повелел я. — Прогуляюсь, подышу.

Согласно полученной информации, окна Крапивиной выходили на обратную сторону. Я отправился наискосок через детскую площадку. Гулять в такую холодину было не самым полезным занятием. Детская площадка пустовала.

Я добрался до подъездной дорожки, ушел в конец дома, перебрался за бетонный блок. На овощехранилище висел большой амбарный замок, а рядом — расписание, по каким дням оно открыто. Я снова покурил, не испытывая никакого удовольствия от процесса.

Со стороны Сибирской спешила пешая женщина. Она болтала по телефону, энергично жестикулировала. Направлялась в последний подъезд. Особа поднялась по ступеням, стала рыться в сумочке, не выключая телефон. Ничего не вышло — не так-то просто отыскать нужный предмет в дамской сумочке. Разозлившись, она стала тыкать в кнопки домофона, при этом продолжала общение.

Запищал механизм, она распахнула дверь и исчезла в темноте. Я уже был тут как тут, ногой придержал дверь, сделал вид, что роюсь в карманах, давая возможность особе уйти подальше. Когда я вошел внутрь, на втором этаже уже лязгали запоры.

Я поднимался в полной тишине, как по сахарной вате, испытывая крайне пакостные ощущения. Выражаясь примитивно, мне было страшно. Выражаясь научно, переживал базовую эмоцию, сигнализирующую об опасности. Онемела рука, которой я скользил по перилам, дышалось не очень просто. Чем выше я поднимался, тем хреновее становилось на душе.

На четвертом этаже я стал колебаться. Только злость не давала остановиться. Бабу испугался, горе-спецназовец? Последний марш давался с боем, и возникала уверенность, что я совмещаю неприятное с бесполезным, да еще тупо рискую. И все же я добрался до нужной квартиры, прислонился к шатающимся перилам. Тишины уже не было, в 73-й квартире ругались женщины. Я затаил дыхание, слушал.

Женщина, по-видимому, была одна, а второй еще предстояла эта честь — стать женщиной. Дочь — та самая, 13 лет, зовут Марина, ученица 7-го класса 22-й гимназии «Надежда Сибири». Я уже чувствовал к ней симпатию, поскольку сам окончил то же самое заведение — но тогда оно не было «последней надеждой Сибири», а было обычной средней школой…

— Мама, да что с тобой происходит?! — кричала девочка с обидой. — Собралась куда-то, пожалуйста, я тут при чем? Почему я должна сидеть дома? Я честно отмотала все уроки, меня Юлька ждет! Думаешь, я боюсь тебя? Все равно сбегу… А будешь такое говорить, к папе перееду и никогда больше не вернусь!

— А ну, стоять, Марина! — гремел натянутый женской голос, — тебя никто не отпускал, не заставляй меня принимать меры!

— Ах, меры! — восклицала девочка, — В тюрьму посадишь? В кандалы закуешь? Ты целыми неделями меня не замечаешь, а тут понадобилась? Нет уж, мамочка…

Отношения у домочадцев, похоже, были высокие. И девочка тоже была не проста. В прихожей воцарилась возня, кто-то кряхтел. Я вышел из оцепенения, кинулся вниз, пролетел один этаж — наверху хлопнула дверь, и кто-то кубарем покатился по лестнице.

Я вовремя совершил разворот и медленно поднимался по лестнице, когда мимо меня пролетела девчонка в расстегнутой куртке со скомканной шапкой в руке. Она глотала слезы, морщила курносый нос и в мою сторону даже не смотрела.

Я как-то растерялся. Она уже пролетела два этажа, когда я схватился за телефон. Машинально набрал Варвару, подспудно догадываясь, что в этой ситуации от нее никакого толка. Хлопнула дверь внизу, отзывчиво откликнулась Варвара.